Татьяна Полякова - Небеса рассудили иначе

– Следователь задался тем же вопросом: откуда у нее может быть пистолет. И позвонил Смолину.

– Сильный ход.

– Ага. Смолин третий день в областной больнице. Подозревают инфаркт. Телефон взяла супружница. И знаешь, что она сказала?

– У Смолина был пистолет?

– «ТТ». Наследство. Кто-то из родни привез с фронта. Тогда в ходу были такие подарки. Смолин хотел его сдать, но рука не поднялась. Семейная реликвия. Держал вместе с коробкой патронов.

– Их тоже на память?

– Мужики, как известно, те же дети. Дражайшая половина об ответственности за подобные деяния даже не слышала, оттого общалась довольно охотно. Следователь отправился к ней и попросил показать реликвию. Тут же выяснилось, что ее нет. Пистолет лежал в кабинете Смолина, в ящике, запертом на ключ. Ключ валялся в жестяной банке со всякой мелочью, так что взять «ТТ» мог кто угодно, в том числе и гости. К тому же Смолина могла позвонить мужу, тот растолковал, что к чему, и пока следователь добирался до дачи, пистолет вдруг исчез.

– Софью у нас как раз застрелили из «ТТ».

– Возможно, пистолет был при ней и убийца им воспользовался. А возможно, Туров врет как сивый мерин, вспомнив рассказы Софьи о папаше и его любимых игрушках. Меня это дело бесит, – вздохнула сестрица. – Хвосты торчат во все стороны, а, главное, никуда не ведут.

– Обидно, – согласилась я.

– Сейчас тебе еще обидней станет. Евгений Дуров скончался семь месяцев назад в Мордовии, где отбывал наказание. Скончался от рака простаты. Можно сказать, скоропостижно. Болезнь обнаружили на стадии, когда сделать уже ничего было нельзя.

– Рак простаты – очень изысканный художественный штрих, – сказала я. – Только теперь моя версия летит к чертям.

– А я о чем? – вновь вздохнула Агатка. – Значит, так. Сегодня занимаемся другими делами. Надо малость дистанцироваться. А завтра с утра садимся и не спеша разбираемся, где мы, то есть, конечно, ты, лопухнулась и что теперь делать. Вопросы есть? Топай. И составь мне, наконец, справку, которую я жду уже неделю.

В большой печали за труды, оказавшиеся напрасными, я вернулась за свой стол.

– Фенька, – позвала Ирина. – Тебе факс пришел.

– Что там?

– Дуров Евгений Степанович скончался в сентябре прошлого года…

– Эту новость я уже знаю, – отмахнулась я. – Олегу Викторовичу респект и уважуха, но он опоздал. У сестрицы знакомства покруче будут.

Я занялась писаниной, той самой справкой, которая потребовалась Агате, и закончила, когда все уже покинули офис. Первой, кстати, отбыла сестрица. Я надевала пальто, собираясь уходить, когда на пороге возник Берсеньев. Привалился к дверному косяку, наблюдая за мной, и сказал:

– Наш Ромео позвонил.

– Это еще кто?

– Димка, естественно. От большой любви нервно бьет копытом. Велел тебе передать, чтоб ты заглянула к некоему Севе Плоткину. Ты такого знаешь? – Я немного напряглась и утвердительно кивнула. – Адрес Димка мне переслал. Тебе звонить не хочет. Обиделся. И вынул мне душу расспросами, как ты живешь без его душевного пригляда. Я посоветовал позвонить тебе и узнать все из первых уст. К Севе поедем?

– Поедем. Только Стасу позвоню.

Я набрала номер Стаса, но его мобильный оказался выключен. Это слегка озадачило. На всякий случай я позвонила на работу. Секретарь Стаса, снявшая трубку, сообщила, что он уже уехал.

– Ты с Димкой когда разговаривал? – выходя на улицу, спросила я.

– Полчаса назад. Он был страшно доволен, что нас обскакал.

– Сомнительно. Плоткин – Лешкин приятель, они когда-то вместе служили. Может, конечно, Лешка что-то ему и рассказал… А у меня новость хуже некуда: Дуров умер семь месяцев назад и убийцей Софьи быть никак не может.

– Не горюй. Один умер, другой появится.

Я весело фыркнула и побрела к его машине.

Последний раз мы с Севкой виделись лет пять назад. В настоящий момент он гулял возле своего дома с годовалым младенцем, который сладко посапывал в коляске. Плоткин, мазнув по мне взглядом, пошел себе дальше. Я предпочла решить, что у него зрение испортилось, все лучше, чем думать: я успела измениться до такой степени, что меня уже не узнают.

– Привет, – сказала я.

Он взглянул удивленно, а потом весело хихикнул:

– Привет, Фенька.

– Девочка, мальчик? – кивнула я на карапуза в коляске.

– Девочка. Год и восемь дней. Зовут Василиса.

– Завидую.

– А это кто? Муж? – поинтересовался он, косясь на Берсеньева.

– Знакомый.

– Раньше ты замуж любила ходить, – вновь хихикнул он. – А теперь что же…