Татьяна Полякова - Небеса рассудили иначе

Берсеньев высадил меня возле кафе.

– Через час начинай названивать.

– Я могла бы в машине подождать.

– А в кафе чем плохо? В машине я буду с прекрасной почтальоншей.

– Что за странная любовь к экстриму?

– Ты здесь гостиницу видишь? – хмыкнул Берсеньев. – Не видишь? И я не вижу. Потому что ее здесь нет. Девушка живет с родителями, знакомиться с ними в мои планы не входит. Везти ее в город – себе дороже, еще до утра останется. Вывод: везем в ближайший лесок, пока подружка подменит ее на работе. Она в курсе нашей любви. Не одобряет, но завидует.

– Сергей Львович, ты – свинья, – заметила я со вздохом.

– Ничего подобного. Я заботливый. Местами даже нежный. Кофе здесь страшная гадость, лучше съешь мороженое, это безопаснее.

Он уехал, а я, проводив взглядом его машину, отправилась в кафе. Свидание растянулось на час с небольшим. Я пила чай с привкусом марганцовки и смотрела в окно, толком не зная, то ли Берсеньеву посочувствовать, то ли, наоборот, позавидовать. Наконец, он появился, то есть появилась машина, и я, торопливо расплатившись и оставив гигантские чаевые, выскочила из кафе. Берсеньев, глядя на себя в зеркало, приглаживал рукой волосы.

– Как все прошло?

– Грешноватенько. Есть женщины в русских селеньях… столько любви и беззаветной преданности. Правда, было немного неудобно, складываться пришлось чуть ли не вполовину.

– Да заткнись ты, наконец, – не выдержала я. – Что с письмом?

– С письмом полный порядок, – удивился Берсеньев. – Она его аккуратно вскрыла, подержав над паром, как я советовал. Чайник на почте включен практически постоянно. – Тут он засмеялся и протянул мне распечатанный конверт.

Я торопливо извлекла из него лист бумаги, пожелтевший, слегка загнувшийся по краям. Прямо посередине крупным шрифтом напечатано на принтере: «ВОР». Перевернув страницу, я на обратной стороне обнаружила машинописный текст, он начинался с прописной буквы и заканчивался на середине слова.

– Это что такое? – в недоумении пробормотала я.

– У загадочного адресата не нашлось чистой бумаги, и он использовал какую-то макулатуру. Что ж ты недогадливая такая, радость моя, – хмыкнул Берсеньев, взял у меня листок и начал читать вслух: – «Приснилась моя мать, впервые за несколько лет…» – Если он думал, что меня осенит озарение, то напрасно, я слушала, хмурилась, до тех самых пор, пока он не произнес: – «Ах, Лола, Лола, если нам суждено было встретиться вновь…»

– Стой, – буркнула я. – Это же «Прощальная песня» Смолина. Лола – девушка, которую герой выдумал, подменив вымышленной историей любви любовь настоящую. Свою несчастную любовь, так его мучившую.

– Похвальное знание современной литературы, – кивнул Берсеньев.

– И как это все понимать?

– Об этом лучше спросить девушку Надю, теперь уже совсем не юную подружку Чадова, которая вечно болталась с пишущей машинкой.

– Черт… – простонала я. – Ты думаешь…

– Я думаю, она поможет нам разобраться, если мы настойчиво попросим. Отсюда до ее деревеньки совсем ничего, домчу за пятнадцать минут. Лишь бы дамочка на месте оказалась.

На дорогу у нас ушло немногим больше пятнадцати минут, а вот дома Надежду мы не застали. Ее мать к нашему появлению отнеслась настороженно, но Берсеньев даже ее умудрился очаровать. Улыбался так проникновенно и дважды смог рассмешить, после чего мы удостоились приглашения на чай, которое самым вежливым образом отвергли, дабы не создавать неудобства хозяйке. По ее словам, Надежда сейчас в конторе, вернется домой не раньше шести.

Мы сочли это удачей, в присутствии грозной мамаши разговор вести куда затруднительней. И направились в контору. Одновременно с нами к крыльцу административного здания подкатил расхристанный «газик», из которого и появилась Надежда. За рулем была она сама, и это как-то не вязалось с образом женщины, которая безропотно плывет по течению.

Я окликнула ее, женщина остановилась и с хмурым видом подождала, когда мы подойдем ближе. Она была в куртке нараспашку, резиновых сапогах и мужской кепке. Выглядела Надежда весьма решительно.

– Опять вы, – буркнула недовольно.

– Надо поговорить, – отрезал Берсеньев, все его обаяние мгновенно испарилось, Надежда взглянула испуганно, а он добавил: – Желательно сейчас.

Он достал из кармана конверт и показал ей, не выпуская из рук.

– Что это? – спросила она, в глазах откровенная паника, да и голос звучал напряженно.

– Вот об этом мы и хотели поговорить.