Билл Флойд - Смерть стоит за дверью

— Нина, такие люди, как он, не сходят с ума, — категорично заявил Дуэйн. — Они лелеют свое горе и постоянно подливают масла в огонь. Вы же слышали, что говорят о Притчете родственники. Этот тип всегда был самодовольным мерзавцем, задолго до того, как случилось несчастье Кэрри. Чарльзу непременно нужен враг, с которым он будет сражаться, а иначе этот человек просто умрет от скуки.

Я хотела попросить Дуэйна называть меня Ли, но потом передумала. Какая теперь разница? Газеты раскрыли мое инкогнито, и все знают, кто я на самом деле. «Можно снова стать самой собой», — усмехнулась я про себя.

— Вы человек порядочный, — вмешалась Кэролайн, — а Притчет хочет разрушить вашу жизнь.

— Это могу сделать только я сама.

Супруги Роу переглянулись между собой и тяжело вздохнули. Дуэйн закрыл ноутбук.

Я извинилась перед ними и, поблагодарив за участие, заплатила за наш обед.

Это случилось 14 августа 2000 года, в субботу, между девятью утра и часом дня. Над низиной, где находился наш городок, шла страшная гроза, которая началась еще ночью, и под ее прикрытием, в общественном парке, менее чем в пяти милях от нашего дома, была убита шестнадцатилетняя девушка Дафни Снайдер. Через неделю она должна была пойти в выпускной класс средней школы. Дафни была начинающим художником-графиком и сама придумала рисунок для обложки дневника. С десятого класса она встречалась с одним парнем и на следующий год собиралась поступать вместе с ним в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. С напечатанной в газете фотографии девушка смотрела на мир ясными синими глазами. Тело нашли ближе к вечеру, брошенное в общественном туалете в парке — низеньком бетонном строении с крышей из зеленой черепицы и двумя деревянными дощечками «М» и «Ж» на дверях. Убитую девушку нашли подростки, забежавшие в туалет, чтобы покурить.

Парк находился в стороне от автомагистрали, и Рэнди обычно ездил мимо него на работу. Я и сама каждый день ездила по этой дороге, когда отправлялась куда-нибудь по делам. В ту субботу мимо парка проехало так много машин, так много потенциальных свидетелей, которые ничего не заметили.

С момента появления на свет Хейдена, после которого прошло полгода, Рэнди стал каким-то дерганым и постоянно раздражался и злился. Теперь муж доводил меня до бешенства. Он с тупым видом слонялся по дому, барабанил пальцами по всему, что попадалось под руку, нервно дергал себя за волосы и грыз ногти, а потом вдруг замыкался в себе и часами не произносил ни слова. В ответ на свои вопросы я слышала от мужа лишь нечленораздельные звуки. Поначалу я пыталась себя убедить, что таким образом Рэнди приспосабливается к новой для себя роли отца, которая требует внимания и времени. Однако жестокая правда заключалась в том, что он совсем не помогал кормить, укачивать, пеленать и купать нашего новорожденного сына. Со всем приходилось справляться самой, не считая первых трех недель, когда рядом была мама.

К тому времени я уже поняла, что гормоны здесь ни при чем и вовсе не они были причиной моего подавленного настроения во время беременности. И не из-за послеродовой депрессии я постоянно боялась за Хейдена и не доверяла малыша заботам Рэнди, даже когда он изъявлял такое желание. Перед глазами стояла картина: муж держит на руках младенца, а я в этот момент говорю или делаю что-нибудь, что выводит Рэнди из себя, и он хватает сына и разбивает его крошечную головку с незажившим родничком о первый подвернувшийся под руку острый угол. Я понимала нелепость этой мысли, но выбросить ее из головы не могла.

Еще в родильной палате, когда Рэнди взял Хейдена на руки в первый раз, я почувствовала, как внутри меня все напрягается от дурного предчувствия. Три недели спустя, сразу после отъезда мамы, я поняла, что боюсь оставаться наедине с собственным мужем. Пока мама гостила в доме, Рэнди всячески нас избегал, и она не уставала делать замечания по этому поводу, желая выразить свое неудовольствие. «Почему он так редко берет ребенка на руки и ведет себя, как будто ему все осточертело? Почему он вечно бесится и дергается как ужаленный? Создается впечатление, что ему противно прикоснуться к собственному сыну!» Оправдывая мужа перед мамой, я старалась оправдать себя.

Потом, в первую ночь после отъезда мамы, я рано легла спать и вдруг проснулась и увидела сидящего в спальне Рэнди с Хейденом на руках. Муж смотрел на меня, сердито насупившись, почти со злобой и странным вожделением. Тяжелые веки никак не открывались, и до Рэнди еще не дошло, что я просыпаюсь. Он наклонился к малышу и стал что-то нашептывать ему на ухо, но я не могла разобрать слов и только видела лицо мужа, который смотрел на Хейдена, как на свою собственность, и в его взгляде светилась воинственная алчность, а не родительская гордость. Сын казался таким беззащитным и крошечным в огромных мускулистых ручищах Рэнди, совершенно не приспособленных, чтобы держать это хрупкое создание, не повредив его. Я сделала вид, будто только что проснулась, и, сладко зевнув, потянулась. Рэнди тут же сменил выражение лица, и я последовала его примеру, стараясь, чтобы муж ничего не заподозрил.