Брэд Паркс - Ближе, чем ты думаешь

С другой стороны двери я услышала неуверенное:

— Вы здесь?

— Да, да. Я здесь, — сказала я, наклонившись к двери, словно это могло приблизить меня к Алексу.

— Я поговорила с моим руководителем о вашем деле. Она сказала, чтобы вы вернулись утром.

В моей голове словно что-то взорвалось.

— Что?! — завопила я. И вовсе не потому, что не расслышала ее слов.

— Извините, но я передаю вам все слово в слово. Она сказала, что о процедуре вам расскажут потом.

Процедура? Мы стали частью какой-то процедуры?

— Но где он? — спросила я.

— Извините, я не могу вам этого сказать.

— Нет, подождите, — отчаянно взмолилась я. — Вы не можете просто так забрать моего сына, а потом ничего мне не сказать. Я же… Я же его мать. У меня есть права. Это… это же безумие. Не могли бы вы хотя бы открыть дверь и поговорить со мной?

— Извините, мэм, — сказала она, уже гораздо тверже. — Вам придется вернуться утром.

— Нет, нет! — я уже кричала. — Это жене справедливо! Вы совершаете ошибку, огромную ошибку. Я знаю, что кто-то подал жалобу или что-то в этом роде, но, кто бы это ни был, он лжет. Они лгут вам. Вы же знаете, люди постоянно лгут. Послушайте, они же просто используют вас, чтобы отомстить таким, как я! Вы должны это понимать!

Меня уже не волновало то, что я говорю, словно сумасшедшая.

— Возвращайтесь утром, мэм, — сказала женщина. — А мне нужно идти.

— Можно мне самой поговорить с вашим руководством? Ведь… ведь я вовсе не плохая мать. Я бы никогда не причинила боль своему ребенку. Я просто хочу взглянуть на него. Убедиться, что с ним все в порядке. Неужели вы не понимаете? Пожалуйста!

Ответа не было. Я снова постучала в дверь.

— Пожалуйста! — в отчаянии произнесла я. — Пожалуйста, помогите мне!

В течение следующих пяти или десяти минут все более истерично я твердила свою просьбу во всех возможных вариациях.

Мне довелось многое узнать о системе социальной защиты детей, поскольку недостатки ее работы я испытала на себе. Я видела, как самые благие намерения рассыпались в прах перед непримиримостью и бессмысленностью бюрократической машины. Мне пришлось повстречать множество взрослых людей, которые откровенно пользовались отсутствием должного надзора со стороны соцслужб: среди них были и нерадивые соцработники — законченные лентяи, работавшие спустя рукава, лишь бы удержаться на рабочем месте, и семьи, которые брали на воспитание детей исключительно ради выплаты пособий.

Да, таких было меньшинство. Но в этот огромный аппарат втягивались и хорошие люди тоже, а он был слишком неуклюж и слишком перегружен так называемой борьбой за облагораживание общества. Этот громоздкий механизм неизбежно создавал больше проблем, чем был призван решать.

Запутавшиеся в этом аппарате люди называли его просто «системой». Действительно, весьма подходящее определение для чего-то холодного, сложного и безликого. Стоило вам попасть в его сети, и вы потихоньку начинали терять человечность. Ваша семья превращалась в досье, передававшееся от одного измотанного, низкооплачиваемого, перегруженного работой государственного служащего другому.

Мне удалось вырваться из испорченного детства, а затем я в поте лица работала, чтобы избавиться от этого безумия: не для того же все это делалось, чтобы вновь окунуться в него?

Этого не должно, просто не должно было случиться.

Только не с Алексом.

Потому что я прекрасно понимала, как работает эта схема. Когда вы попадали в лапы системы, выбраться из них было уже нелегко. Огромный ее механизм работал подобно гигантской стальной пасти, которая удерживала вас между заостренными резцами, отрывая от вас по куску каждый раз, когда вы пытались сопротивляться.

Независимо от того, что сказано в законе, каждый родитель, о котором сообщали в социальные службы, оказывался заведомо виновным, пока не мог доказать обратного. Соцработники либо приходили к такому убеждению самостоятельно, либо же в спешке изучив его досье. Я видела, как это произошло с моими собственными родителями. Всякий раз, когда со мной общался кто-то из соцработников, было похоже, что меня негласно принимают как минимум за какое-то отребье.

Они будут напускать на себя вид сыщика в поисках улик. Станут говорить со мной о партнерстве и сотрудничестве. И во время такой беседы постоянно будут звучать вопросы с подковыркой: в их колоде для собеседника козырей не найдется.

Кто-то уже принял решение о том, где Алекс проведет ночь. Теперь он был в руках у кого-то неизвестного — приемного родителя или администратора воспитательного дома, которых я ни разу в жизни не видела и которые наверняка не станут заботиться о моем сыне так же, как я.