Джон Дуглас - Убийца сидит напротив - как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков

Самые интересные изменения претерпело определение «спокойно и непринужденно». Колхепп указал, что на момент убийства и похищения Карвера и Браун это были господствующие элементы его настроения. Во время убийства в мотосалоне они имели существенно важное значение. Зато во время изнасилования соседской девочки Тодд оценил этот элемент как «отсутствующий в принципе»: он был отнюдь не спокоен. Это говорило о том, что с возрастом насильственные преступления становились для него все более привычным делом.

В отличие от «азарта» большинства убийц-маньяков, «азарт» Колхеппа в момент совершения преступлений был на минимальном уровне: он обозначил его цифрой 4. Что же касалось «страха», «испуга» и «ужаса», то Тодд их практически не испытывал. Его сожаления по поводу резни в мотосалоне и убийства Карвера были минимальными, но зато это было господствующим чувством после изнасилования, за которое он сел. Помимо этого, тогда Колхепп был в значительной степени «расстроен», «несчастен» и «опечален», чего почти не испытывал по поводу содеян­ного с Чарли и Кэлой и вообще не ощущал после убийства в мотосалоне.

Мария говорила, что никогда не забудет сказанные Колхеппом ужасные слова: «Поймите, для меня это как ма­шину помыть или мусор вынести».

Один из протокольных вопросов гласит: «Как вы опишете характер разговора при совершении каждого из пре­ступлений?» Он призван выявить наличие у преступника некой стратегии и излюбленного «сценария», которым он обычно следует. Колхепп ответил так: «Убивая, я был молчалив и полностью сосредоточен на том, что делаю. Го­ворил спокойно, коротко и ясно, только чтобы объяснить, что хочу». И делает убедительное пояснение: «В мотоса­лоне я говорил только то, что было нужно для контроля над ситуацией. Я был уверен, что четверых-шестерых спо­койно уложу, но мне не улыбалось, если бы они сбились в кучку, еще и с оружием. Так что я двигался по заранее рассчитанной траектории».

При том что Колхепп утверждал об отсутствии интереса к сексуальному подавлению, сохранение общего кон­троля над любой ситуацией имело для него очевидно важнейшее значение:

«С Меган я заговорил только после того, как застрелил Джонни, когда она запаниковала по поводу того, чем обернулся их план [якобы ограбления], и стала умолять не насиловать ее и не калечить. Я спокойно объяснил ей, что не буду, но должен связать ее и обыскать на наркотики/оружие. Трусы не снимал, говорил вежливо, полюбопыт­ствовал по поводу нее и Джонни. Ни угроз, ни оскорблений».

В разделе, где перечислены факторы стресса и кризиса, такие как финансовые трудности, семейные пробле­мы, травмы и болезни, сложности с работой или смерть близкого человека, Колхепп практически везде указал, что они были важны «умеренно или до некоторой степени». В то же время для подавляющего большинства маньяков и убийц-рецидивистов эти факторы существенно важны. Для Тодда единственными сыгравшими важную роль факто­рами были «конфликт с родителями» и «конфликт с другим мужчиной из-за женщины» в случаях изнасилования со­седской девочки и резни в мотосалоне.

В целом ответы Колхеппа в этом разделе свидетельствовали о его понимании содеянного и об отсутствии же­лания уменьшить степень своей неправоты или переложить вину на других.

К примеру, вот как он описывает поездку в мексиканский город Хуарес для охоты на наркодельцов:

«Это было похоже на плохое кино. Ни разу не клево. Куча мажоров отвалила кучу бабок за первоклассное же­лезо и тактические занятия и думает, что они группа спецназа. Да какие там из нас спецназовцы! Просто банда хо­рошо вооруженных мудаков, которым надо попробовать свои игрушки в деле и кого-то угробить. Наркодельцы про­сто всех нас устраивали этически типа».

Каждый раз, когда в ответах Колхеппа фигурировали другие люди, к примеру, его родители, меня поражала реа­листичность и точность его описаний. Возможно, он не совсем понимал, почему делал некоторые вещи, но что и как выглядели вполне достоверно.

Это не значит, что Тодд считал себя жестоким хищником. В его понимании, еще до преступлений у него созда­вались определенные отношения с некоторыми из его жертв. На вопрос о том, какие действия сексуального харак­тера и в каком порядке совершались в ходе преступления, он написал, что они с соседской девочкой «занимались петтингом и взаимными ласками еще до всего этого». [Жертва полностью отрицала это.] О своем самом последнем по времени преступлении он написал: «Кэлу познакомили со мной в стрип-клубе, потом она стала моей проститут­кой. [Она отрицала это.] То ли мы поужинали вместе, то ли она рассказала, какие расходы ей приходится нести».