Фриман вздохнул.
Кейт очень устала и уже собиралась домой, когда вошел Браун и бросил на стол коллаж.
— На этот раз он обошелся без услуг почты. Эту вещь передал дежурному уличный мальчишка. Причем ему это вручил другой уличный мальчишка… которого найти не удалось.
— Боже, — прошептала Кейт, — очередное послание.
— Что оно означает?
— Оно означает, что Живописец смерти по-прежнему действует. — Кейт внимательно рассмотрела коллаж. — Здесь опять две картины. На одной чернокожий мужчина, на другой пейзаж. Что касается первой, то тут догадаться несложно. Это Баскит.
— Кто?
— Жан Мишель Баскит. Художник, модный в восьмидесятые годы. Умер от передозировки героина, когда ему едва перевалило за тридцать. Я совершенно уверена, что мы сейчас смотрим на один из его автопортретов.
— А пейзаж?
— Тоже легко. Фредерик Черч. Он был членом «Школы реки Гудзон». Была в начале девятнадцатого века такая группа художников-пейзажистов, работавшая в стиле романтизма. Я думаю, это вид на Гудзон.
— Подождите, — сказал Браун. — Значит, он прислал автопортрет черного парня и вид на реку. Но разве парень не похож на Генри Хандли?
— Похож, но непосредственно к нему отношения не имеет, — ответила Кейт.
Она была в этом уверена.
Уилли уже начала нравиться прогулка. Он ускорил шаг, лавируя между байкерами и роллерами, которые шныряли по узкой дорожке между рекой и шоссе. Благо, что вечер был теплый.
У пирса на Кристофер-стрит его внимание привлекла сцена, ну прямо как из «Весны священной» [55]. Группа мускулистых мужчин, прогуливающихся по старому причалу. Уилли залюбовался их атлетическими торсами, отметив, что надо бы почаще наведываться в спортзал. Но уже у следующего причала, вернее, у того, что от него осталось — помоста из прогнивших досок, поддерживаемого над мрачной зеленой водой несколькими сваями, — вместо спортсменов были бездомные, которые пили из одной бутылки, передавая ее друг другу. И мысль о рельефных мускулах и о том, чтобы пойти в спортзал и заняться подъемом тяжестей, показалась Уилли абсурдной.
Он оперся спиной о забор и несколько минут смотрел на покрытые мхом деревянные сваи. Они напомнили ему Венецию и Чарлин Кент, с которой он неплохо провел там время. Странно, но она совсем недавно звонила ему по нескольку раз в день, а сегодня вдруг замолчала и не отвечала на звонки. Неужели ей были нужны только картины? Уилли еще некоторое время полюбовался противоположным берегом, который принадлежал штату Нью-Джерси, многоэтажными жилыми домами в районе парка Палисейдс, уходящими в темнеющее небо величественными скалами и двинулся дальше.
Впереди были видны несколько строительных площадок, где на сегодня работа уже закончилась, а за ними какое-то строение. Возможно, та самая мастерская у реки. Уилли миновал Джейн-стрит и сверился с бумажкой. Кажется, это где-то здесь.
— Генри Хандли помещен в камеру предварительного заключения, — объявил Мид, водрузив на стол локти. — Будет сидеть, пока все окончательно не прояснится.
Митч Фриман сидел напротив, сзади стояли два «робота».
— Прекрасно, — произнесла Клэр Тейпелл и скрестила на груди руки. — Итак, я поняла, что это не Генри Хандли. Какие же у нас теперь планы? Должна вас проинформировать: я только что вернулась от мэра. О чем шел разговор, лучше не спрашивайте.
Кейт передала Тейпелл, Миду и Фриману ксерокопии последнего послания Живописца смерти. Портрет чернокожего, наклеенный на пейзаж с видом на реку. Она и Браун рассматривали оригинал.
Тейпелл внимательно изучила послание Живописца смерти и подняла голову.
— Пожалуйста, Кейт, поясните, что все это значит.
— Я теперь окончательно убедилась, — сказала Кейт, — что пейзаж принадлежит кисти Фредерика Черча. Картина написана примерно в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, перед тем как художник перестал заниматься живописью из-за артрита. У него был домик в Олане, штат Нью-Йорк, неподалеку от реки Гудзон. Пейзаж, видимо, написан там.
— И что нам это дает? — спросил Фриман.
— Я думаю, он указывает местоположение, — ответила Кейт. — Ключевым фактором здесь является река Гудзон, поэтому он и вставил в коллаж данный пейзаж. Может быть, там есть что-то большее, но это я пойму позднее. Пока только Гудзон.
Она постучала пальцем по фигуре чернокожего молодого человека. Большие руки, торчащие во все стороны волосы, вместо глаз белые овалы, а вместо рта фрагмент шахматной доски. Живописец смерти пририсовал еще пастелью большой красный нож, всаженный ему в грудь.
Читать дальше