Дин Кунц: Очарованный кровью

— Тогда мы обе превратимся в новые консервы «Фарш из девушек». Коронер не сумеет даже разобраться, где было чье тело — мы превратимся в однородную, равномерно перемолотую массу. Нам даже гробы не понадобятся — наши останки сольют в железную бочку и зароют в одной могиле, а на каменной плите напишут: «Лаура — Котай — Темплтон — Шеперд. Только шеф-повар мог сработать лучше».

Она почти не преувеличивала. Правда, волосы Котай были такими темными, что казались почти черными, в то время как Лаура от рождения была голубоглазой блондинкой, однако во всем остальном они были настолько похожи, что их часто принимали за сестер. Обе имели рост пять футов и четыре дюйма, обе были стройны и носили шитья одного и того же размера, у обоих высокие скулы оттеняли красоту правильных черт. Правда, Котай всегда считала, что ее рот несколько широковат, однако Лаура, обладавшая точно таким же ртом, убедила ее, что он не большой, а «щедрый», благодаря чему можно с особенным успехом демонстрировать окружающим победоносную улыбку.

Тем не менее, приверженность Лауры к быстрой езде свидетельствовала, что в чем-то они были совершенно разными людьми, однако именно различия, а не сходство, помогли им сначала сблизиться, а затем и подружиться.

— Как ты думаешь, я понравлюсь твоим папе и маме? — с тревогой спросила Котай.

— А я думала, что ты боишься, не лопнет ли покрышка.

— Я умею беспокоиться о многих вещах одновременно, — парировала Котай. — Ну, так что скажешь?

— Конечно, почему бы нет? А знаешь, о чем я беспокоюсь? — в свою очередь спросила Лаура и прибавила газу, завидев впереди конец подъема.

— Уж конечно не о своей несвоевременной кончине.

— О тебе. Я беспокоюсь о тебе, — она озабоченно посмотрела на подругу.

— Я вполне способна сама о себе позаботиться, — уверила ее Котай. — В этом я не сомневаюсь, я тебя слишком хорошо знаю. Но жизнь, к сожалению, требует от человека не только умения позаботиться о себе, не только способности стиснуть зубы и, наклонив голову, пробиться к цели сквозь кирпичную стену.

— Мисс Лаура Темплтон, великая женщина-философ.

— Жизнь требует от человека жить.

— Какая глубокая мысль! — Котай не сдержала сарказма. — Глубже чем ты думаешь.

«Мустанг» взлетел на вершину горы, и Котай к своему огромному удивлению не увидела под собой ни черной пустоты космоса, ни чадящих автобусов, ни толп зевак, рукоплещущих головоломному прыжку. Впереди — и чуть ниже — спускался с горы допотопный «бьюик», который явно двигался много медленнее максимальной скорости, разрешенной на этом участке пути. Лаура была вынуждена тоже притормозить, и пристроилась вплотную за развалюхой. Несмотря на то, что последние отсветы заката понемногу начинали таять в прохладном воздухе, Котай сумела рассмотреть за рулем «бьюика» пожилого мужчину с седой головой и круглыми сутулыми плечами.

Они были в зоне действия знака «Обгон запрещен». Дорога то шла вниз, то вновь взбиралась на возвышенность, сворачивала то вправо, то влево, снова шла в гору, и тогда шоссе просматривалось на несколько миль вперед.

Плетясь за «бьюиком» со скоростью, которую она явно считала черепашьей, Лаура несколько раз мигнула фарами в надежде заставить водителя либо прибавить газу, либо прижаться к обочине и пропустить их вперед.

— Последуй своему собственному совету и расслабься, — поддразнила ее Котай.

— Терпеть не могу опаздывать к ужину.

— Судя по тому, что ты рассказывала о своей матушке, я не думаю, что она высечет нас проволочными плечиками для одежды.

— Моя мамочка — самая лучшая!

— Вот и успокойся.

— Но она умеет так на тебя посмотреть, что сразу начинаешь чувствовать себя гораздо хуже, чем если бы отведала плечиков. У нее на лице появляется такое разочарование… Многие люди этого не знают, однако именно благодаря мамочке прекратилась холодная война. Несколько лет назад Пентагон послал ее в Москву, чтобы она посмотрела в глаза членам этого проклятого «Политбюро», и все русские убийцы и головорезы сразу раскаялись!

Мужчина в «бьюике» поправил зеркальце заднего вида. Его седые волосы, отливающие серебром в свете фар «мустанга», постав головы и темные пятна глаз, промелькнувшие в зеркале, неожиданно вызвали у Кот острейшее ощущение «дежа-вю». Сначала Кот даже не поняла, отчего вдоль спины вдруг побежал холодок, но в следующее мгновение она уже сорвалась в пучину памяти, мигом вернувшись в далекое прошлое, к аварии, которую так долго — и безуспешно — старалась забыть. Это тоже случилось в сумерки, на пустынном шоссе во Флориде, девятнадцать лет назад.