Виталий Гладкий - Последний герой

Бутылка была пуста!

Провались под ним в эту минуту земля или случись извержение вулкана, даже тогда Гараня не был бы так ошеломлен. Полдня и полночи он крепился, теша угнездившегося в мозгах страдальца надеждой на глоток-другой вожделенного напитка, – и на тебе. Гараня даже ущипнул себя: может, он все еще спит?

Но нет, пустая бутылка была отвратительной, немыслимой явью. Тупо рассматривая красивую наклейку, словно плохо читаемые при лунном свете иностранные буквы могли рассказать ему, каким образом испарилось содержимое бутылки, Гараня с горечью думал о своей фатальной невезучести.

Похоже, он неплотно завинтил пробку и виски постепенно утекло в песок. Как он мог так лопухнуться?! Гараня застонал и рухнул на землю, не выпуская бутылку из рук. По его щекам потекли слезы.

– Ты чего?! – испугалась Фиалка. – Что с тобой?!

– Отойди… Прошу тебя – отойди… – Гараня закрыл лицо руками.

Малеванный, который стоял неподалеку и слышал их разговор, коварно ухмыльнулся…

Утро принесло приятную прохладу и шумный птичий концерт. Казалось, что к пляжу слетелись все пернатые, обитающие на острове. Но даже этот невероятный галдеж не мог разбудить несчастных «Робинзонов», которые после пережитого ночью потрясения уснули с первыми лучами солнца и спали как убитые.

Первым пробудился Самусь. Открыв глаза, он сразу же с опаской посмотрел на Малеванного. Самусь, будь его воля, держался бы подальше от вора. Бомж нутром чуял, что от Малеванного можно ожидать только неприятности.

Пользуясь тем, что его пробуждение не потревожило сон товарищей по несчастью, Самусь как мог тихо пошел в сторону джунглей и исчез за плотным зеленым занавесом. Спустя некоторое время он уже прокладывал себе путь среди густых зарослей, сноровисто орудуя мачете.

Вторым очнулся от крепкого утреннего сна Лю-сик. Ему привиделся кошмар, в котором присутствовали змеи, крысы и еще какие-то бесформенные злобные твари, норовившие его укусить.

Он тонко взвизгнул и вскочил на ноги. Кошмарный сон все еще бродил по закоулкам подсознания, и Люсик никак не мог сообразить, где он находится и что за люди лежат на песке.

– Тебя как зовут?

Этот простой вопрос подействовал на Люсика, словно хлыст на молодого жеребчика; он вздрогнул, мотнул головой и шарахнулся в сторону от подошедшего к нему Малеванного.

– Ты что, с прибабахом? – Вор потянулся и зевнул, показав золотые фиксы. – Как тебя кличут, малахольный?

– Меня?

– Может, тебе уши прочистить? – с угрозой спросил Малеванный.

– Люци… – начал было Люсик, но вовремя спохватился и ответил совсем не то, что было на языке: – Лукьян.

– А меня окрестили Григорием. Вот и познакомились.

– Простите… а как вас по батюшке? – осторожно поинтересовался воспрянувший духом Люсик.

– Ги-ги… – коротко рассмеялся несколько смущенный вор; последний раз по отчеству его называли давно – в суде при оглашении приговора. – Батю звали Иваном… крепкий был мужик. Бывало, как примочит кого с левой, мало не покажется, – приврал он без зазрения совести. – Когда ходили стенка на стенку, числился в главных закоперщиках.

– Значит, Григорий Иванович… – уважительно соединил имя и отчество вора Люсик.

– Ну… – Вор остро взглянул на собеседника, отчего Люсик потупился и покраснел.

«Эге-ге… – подумал Малеванный. – Чтой-то ты, братец, на девку больно похож. Слабак. Маменькин сынок… Еще один кандидат в шестерки. Нужный человек…»

– Вот что, Лукьян, – сказал вор, стараясь добавить в голос начальственный металл, – буди остальных. Будем совет держать.

Люсик коротко кивнул и растолкал сначала Фиалку, а затем и Гараню.

На удивление Кроша поднялась сама. Ни на кого не глядя, она без стеснения сняла верхнюю одежду, оставшись только в трусиках и лифчике, и вошла в воду. Немного поплавав и поныряв, она возвратилась на берег и спросила Люсика охрипшим, но достаточно бодрым голосом:

– Есть чего-нибудь попить?

– Конечно, – предупредительно улыбнулся Люсик. – Вот, держи…

Он подал ей кокосовый орех, предварительно проделав в нем с помощью мачете небольшое отверстие.

Фиалка, немного поколебавшись, все-таки пошла в заросли по своим делам. Пробыла она там недолго и выскочила на пляж словно ошпаренная. Но тут же устыдилась своего поведения и к остальным подошла уже ровной, неспешной походкой.

Гараня даже не думал вставать. Он лежал на спине, бездумно таращась в небо. Утрата спиртного казалась ему страшным горем. Внутри у него все горело, голова была пустая и гулкая, как барабан, а тело стало чужим и непослушным. Ему хотелось умереть.