***
2003 год
Я вернулась домой тогда, когда уже свекровь привезла Славика из группы раннего развития малышей. Сославшись на сильную головную боль, я прошмыгнула в спальню. Под кожу вязкой змеёй влез упрёк, что не подошла к мальчику, не погладила по голове и не спросила, как дела.
Я долго стояла под горячим душем и поймала себя на мысли, что безнадежно пытаюсь водой смыть с себя что-то чужое, что мне не принадлежит. Я легла в постель, с головой накрылась одеялом, свернулась клубочком и заплакала. Почему я плакала, сама не могла объяснить. Мне было жалко себя, я раскисала, погружаясь в зависть, ревность, которые рождал у меня счастливый вид Ники, чувство вины, что я не испытываю к малышу истинной материнской любви и не люблю мужа. Я перестала плакать, вспомнив отца. Стоп… Вот оно… Наконец я смогла сказать себе правду. Я больше не могу притворяться, и надо правдиво себе сказать, что я не живу своей жизнью. Что всё, что у меня есть – подруга, муж и ребёнок, достаток, – на самом деле не мой выбор.
Пораженная этой мыслью, я мучительно крутилась в ставшей неуютной постели, пытаясь найти ответ на вопрос: «Как же так получилось, когда всё началось? Зачем я прокручиваю плёнку назад? Что я хочу вспомнить? Что понять?» – мучила я себя, мысленно возвращаясь в прошлое.
***
Верка вновь ворвалась в мою жизнь так же внезапно, как и пропала несколько лет назад. Я жила спокойно и размеренно. Боль от потери отца немного утихла. Работа в музее, вечерами – любимое хобби. Я продолжала упорно совершенствовать станок, искать правильные нитки, цвета и рисунок. Иногда – встречи с друзьями и театры, но всё же мне было интереснее проводить время со своими любимыми кружевами, чем встречаться со скучными людьми. Пару раз у меня случались недолгие романы. Кто больше скучал в отношениях, я – потому что в сравнении с отцом все мужчины мне казались безвольными закомплексованным посредственностями, или мужчины бросали меня из-за странных хобби и холодности?
Вера приехала как-то вечером, без звонка. Я, как обычно, корпела над своими кружевами.
– Привет, подруга! – звонко закричала Вера с порога. Мне показалось, что она стала ещё выше и немного крупнее. Вера легко подхватила маленькую меня. – Мышка, ты совсем усохла. Не сомневаюсь, всё сидишь над своими кружевами. Тебе уж замуж пора, а ты всё, как паучиха, в тёмной норке!
Вера без приглашения ворвалась в квартиру и по-хозяйски широким шагом на высоченных каблуках по комнатам. Я еле поспевала за ней, путаясь в стоптанных домашних тапочках. Подруга оценила, что за эти годы ничего существенно не изменилось, и, резко повернувшись лицом ко мне, скомандовала:
– Собирайся!
– Куда?
– Ко мне на новоселье!
– А! У тебя новая квартира? Поздравляю!
– Ага, новая, хорошо забытая старая.
Я удивлённо посмотрела на подругу, но та вновь скомандовала:
– Давай, живо! У меня гости одни остались!
– Вера, может, не надо, – я замялась. – Всё так неожиданно… Мне голову помыть надо, и я не знаю, что надеть… Поздно уже…
– Хватит мямлить! Быстро в душ! Надень, что нравится. Я даю тебе двадцать минут. Тебе больше не надо. Всё равно не красишься и волосы не укладываешь. Ты же у нас естественная, безыскусная красота, – засмеялась она, падая в кресло.
Я стала быстро собираться, не переставая удивляться, почему вечно попадаю в такое подчинение к Вере. Я прекрасно и тихо жила без её вулканической энергии два года. Но иногда при воспоминаниях о последнем и пьяном рассказе Верки и думая о том, что та принимала участие в пытках отчима, я испытывала тошноту. Я на самом деле никогда больше не хотела видеть Веру и боялась этой встречи, но сейчас, словно попав в вихрь, который мне не подвластен, я вновь почувствовала себя «безвольной овцой».
Верка запихнула меня на сиденье огромной машины. Вела она уверенно, даже агрессивно, превышая скорость и нарушая правила. Я вжалась в сиденье, и это так и осталось впоследствии обычной моей позой в Вериной машине.
– Запомни! – вдруг резко начала Вера. – Зови меня только Никой. Запомнила? Ника!
– Почему? – еле слышно пролепетала я, борясь с тошнотой.
– Меня зовут Ника Нарышкина! Здорово, правда?!
– Да, но мне кажется… если я не ошибаюсь… фамилия твоего мужа была Нарушкин?
– Ага, была! Да сплыла! – засмеялась Вера-Ника. – Слушай, Марин, ты что, думаешь, я такую возможность упущу, чтобы из Нарушкиной не стать Нарышкиной? Конечно же, нет! Взятка паспортистке – и она ошибается в одной букве.
Читать дальше