Анастасия Мищенко - Теперь мы одно целое

– Простите… – осторожно начал Мельчинский каким-то виноватым голосом. – Я могу задавать несколько вопросов?

– Д-да… – отрешённо проговорил мальчик, который думал только об одном: что будет с ним и с Оксаной?

– Ваши родители – Денис Владиславович и Лидия Владимировна Вирковские? Всё верно? – достав блокнот и ручку из нагрудного кармана, задал вопрос полицейский.

Андрей утвердительно кивнул.

– Вам известно, куда они ехали?

– Да. К другу семьи. Дядя Дима. Вернее… Дмитрий Итин, насколько я помню. У него День Рождения вчера был.

– Получается, что Денис и Лида не доехали к Дмитрию, – задумчиво произнёс Мельчинский. – Странно, что он не забеспокоился их отсутствием. Мы проверили телефон ваших родителей, и нашли Дмитрия. Но он вчера им не звонил. Последний раз звонил им Денис около часа дня.

– Д-да, папа звонил сказать, что они уже скоро выезжают, – рассеяно пробормотал Андрей.

– Значит, Итин наверняка знал, что ваши родители приедут. «Замечательный» друг, однако. Ничего не скажешь. – В голосе майора Мельчинского послышались нотки негодования. – Вам с сестрой он тоже не звонил, я так понимаю?

Андрей снова молча кивнул.

– Хорошо, спасибо. Итина мы допросим обязательно, – пообещал майор, делая в блокнотике очередную небольшую пометку.

Андрей поднял голову, посмотрев прямо в глаза полицейскому. От взгляда парня Мельчинскому стало даже неловко. Он догадывался, какой вопрос последует за этим вопрошающим взглядом.

– Итин меня не интересует, – медленно, будто обдумывая каждое слово, проговорил Андрей. – Скажите, умоляю, – голос парня задрожал. – Что будет со мной и Оксанкой?

Майор тяжело вздохнул.

– Мы навели некоторые справки. И, насколько нам удалось выяснить, близких родственников у вас нет? Только дальние?

– Да… Вы правы, – глухим и обречённым голосом произнёс Андрей. – Дальние родственники, которые нами никогда не интересовались и вряд ли вообще помнят о нашем существовании. Вы… скажите… Мы с сестрой…

– Да… – не глядя на детей, тихо сказал Мельчинский. Приговор вынесен. Обжалованию он не подлежит. Андрей это прекрасно понимал.

– О нет… – лишь вырвалось у парня.

Увы, Андрей был прав. Детей ждал детский дом.

У них не было больше родственников. И они оба были несовершеннолетние. Понятное дело, их обязаны отдать в детский дом. И сделать это должны прямо сейчас.

…Вот так, в один момент счастливое, радостное, беззаботное детство с улыбкой на губах, с маминой лаской, с папиным смехом оборвалось… Так трагически и так внезапно…

Не будет больше радости, не будет больше… родителей. Больше никто не будет готовить детям такие вкусные и ароматные оладьи с малиновым вареньем, больше никто не отведёт их в школу, больше они не поедут на все выходные на дачу и не поедут с друзьями на шашлыки. Больше никто не будет с радостным криком бегать по лужам после летнего ласкового дождика и смотреть на радугу, стоя посередине парка со сладкой ватой в руке.

Всё оборвалось из-за такого ужасного ДТП, в котором не было ни малейшего шанса на спасение…

Перед двумя бледными, перепуганными детьми, которые стояли, судорожно сжимая сумки со своими вещами, появилось пятиэтажное хмурое, неприветливое, серое кирпичное здание с наполовину разбитыми окнами на верхних этажах.

Надпись на деревянных входных дверях, которые встретили детишек таким же неприветливым скрипом, гласила, что они попали в детский дом.

В детском доме детей встретил такой же мрачный, как и само здание, директор – Валентин Антонович.

Его угрюмое, почти злое, выражение лица явно не сулило Андрею и Оксане ничего хорошего. Он даже не поздоровался с ними.

Обстановку ещё больше нагнетал кабинет директора. В кабинете на стенах не было обоев, а стены выкрашены в тёмно-зелёный цвет. На окнах висели плотные синие шторы, не пропускавшие и капельки солнечного света.

С мебели там были лишь стол, пара стульев и два шкафа. Вся мебель так же была в тёмных суровых тонах.

Единственное, что здесь было не тёмное – белая входная дверь. Хотя и она от времени стала серой.

Валентин Антонович был одет в тёмно-коричневый костюм, который тоже добавлял в обстановку мрачности и грусти.

Обсмотрев мальчика и девочку с ног до головы (сделал это мужчина с нескрываемым равнодушием), он обратился к полицейскому, который и доставил детей сюда. Это был тот самый майор Мельчинский, сообщивший детям трагическую весть.