Михаил Брод - Одиночный побег

– Да – кивнула Катя, – мы не можем.

– Ну что, согласен? – Боря уставился на Олега.

– Ну а что, можно в принципе! Вписывай! Только… 5 процентов от двухсот будет… будет 10 лимонов, правильно! Это мне нравится!

– Ну вот, – обрадовался Боря, – а я о чем?! Предложение выгодное!! Только ты дай мне расписку, что остальные вернешь!

– Да не вопрос. Че за расписка?

– А вот мы сейчас… – Боря засуетился, сделал знак Кате, и на столе быстро появилось пустое место, ручка и бумага

– Вот это дело! – обрадовался Борис. – Вот это по-мужски! Вот здесь и пиши. – Он начал диктовать, а Олег писать:

– Я, такой-то, такой-то, обязуюсь… как это лучше-то, Катюх?

Катя задумчиво подняла глаза к потолку и отрапортовала:

– Обязуюсь из тех денег, что я получил по векселю серия, – Катя взяла вексель и зачитала серию и номер, – и номер… отдать 200 миллионов…

– Сто девяносто! – поправил Олег. Какой-то чертик поселился внутри него и подгонял его все дальше и дальше, словно в азартной игре, что-то защекотало внутри, как будто ему только что дали попробовать неведомый наркотик.

Катя с Борей переглянулись. Боря подтвердил:

– Конечно, сто девяносто! Десять оставляет себе.

Катя продолжила:

– Хорошо, 190 миллионов капусты отдать Кантору Борису Аркадьевичу, 1961 года рождения. Дата, подпись.

Олег передал бумагу.

– Только ты никому об этом не говори! Это наша, между собой сделка, – подмигнул Боря.

У Олега не было возражений:

– Да не вопрос! Могила! 10 лимонов мне сейчас очень даже…

– Не, могилы не надо! – заулыбался Боря. – Я тебе верю!

– У Бори таких бумажек много! – весело заметила Катя.

Борис метнул на нее неодобрительный взгляд, но тут же махнул рукой и ловко опрокинул стопарь.

– Я, брат, этим делом давно занимаюсь. Они думали, фраера нашли. Борю можно просто так на херу вертеть! А я, тем временем, бумажки-то скупал – мно-ого их у меня там разных акций всяких! – махнул он неопределенно куда-то в сторону. – Но такая, вексель называется. Таких пять штук, на миллиард, но мы пока с этой начнем… Если будешь с нами работать, эх, брат, и заживем! Ладно, Катюш, давай спой! Давай-давай, не ломайся! – он налил в три стакана. – Эх, выпьем за нашу Родину – мать, за которую мы воевали!

Катя встала и начинала петь, как Пелагея, ее голосом. Получалось красиво. Боря подхватил, сверкнув железным зубом.

Захмелев, помог и Олег:

– Не для меня придет весна…

Не для меня Дон разольется…

И сердце девичье забьется

С восторгом чувств не для меня…

А для меня кусок свинца.

Он в тело белое вопьется,

И слезы горькие польются,

Такая жизнь, брат ждет меня…

Боря радовался:

– А, говоришь, петь не умеешь! Эх, мы еще не так споем!

Рассвет за окном. Весенний теплый ветер дул в приоткрытое окно стеклопакета. Красавица Москва просыпалась, а вместе с ней проспались людишки со своими тайными и явными страстями и пороками больших городов, главнейший из которых – сребролюбие.

Пришло утро. И утро пришло жестко. Жутко болела голова. Олег с трудом вспомнил, где он находится и почему.

– Ну, я и дятел, – сказал он себе и пополз до туалета. Его тошнило.

Погасив свет и умывшись, он лег обратно в постель.

– Черт меня дернул тут оставаться…

Когда прошло еще часа три, он лежал в постели лицом вниз. Всегда так сладко спится «после вчерашнего». Хочется спать и спать до полудня, чувствуя, как постепенно отпускает и перестает болеть голова. Его разбудил звонок мобильного.

Олег с трудом проснулся и поднес к уху трубу:

– Алло!

– Тимоти?

– Что?

– Тимоти, ты?

– Какой Тимоти нах?

– Ты че нах – закинулся с утра? Это Эльдар!

– Это ты закинулся, какой Эльдар нах?

– Ошибся что ли… – вешают трубку.

– Во козлы, – снова промямлил философски Олег.

Через полчаса он поднялся, держась руками за голову. В мозгу проплывали какие-то казаки с цыганами, женщины, давешняя церковь на Динамо. Он зашел в спальню Бори с Катей. Девушка в ночной рубашке лежала на кровати. Ее нога была игриво отброшена, а ночная рубашка задрана. Боря лежал за ней на спине. Лицо у него было зеленое. Смутная догадка пришла в голову Олега. Он присмотрелся – действительно, Боря не дышит. Олег подошел к Кате. Такая же картина – дыхания нет, зрачки на свет не реагируют.

У кровати предательски стояла бутылка водки, с 50-граммовым остатком пойла. На всякий случай Олег крикнул:

– Алло! Доброе утро! Десять часов! Не пора ли вставать?!

Они не шевелились.