Вадим Россик - Индивидуальная непереносимость

В результате многодневного труда следователю Гуртовому удалось точно установить лишь один факт: никто не мог сказать, когда Анара вывалилась с балкона. В квартире было темно, оглушительно гремела музыка, народ бесился, орал, прыгал, как семейство шимпанзе, бегал туда-сюда, многие выходили на балкон покурить. Некурящих было трое: Юлька, Добрик и Агафон, но они тоже выскакивали глотнуть свежего воздуха. Ни один из нас не заметил, как Анара прошмыгнула на балкон. Скорее всего, тоже курнуть. Эксперты обнаружили на балконе и под ним немало окурков.

Лёка подтвердил, что Светка и Яна ушли раньше гибели Анары, так как после их ухода Анара просила у него закурить, и Гуртовой потерял к ним всякий интерес. Посторонних свидетелей падения Анары милиция не нашла. Поздний час. Крепкий мороз. Начавшийся снегопад. Ни прохожих, ни страдающих бессонницей соседей. Жители и гости Мухачинска или так же, как и мы, встречали старый Новый год, или спали. В конце концов, когда мне уже стало казаться, что Гуртовой выбрал себе не ту профессию, он закрыл дело о гибели Анары Фархадовны Иссикиновой за отсутствием события преступления.

Пока следователь Гуртовой вёл следствие, занятия в музучилище да и вообще жизнь шли своим чередом. Несмотря на то, что занятия часто заканчивались довольно рано, мы с Агафоном оставались в музучилище до позднего вечера, чтобы в свободном классе позаниматься на пианино. Дома-то у нас инструмента не было. Так продолжалось полгода, пока мама случайно не узнала, что наши соседи по лестничной клетке не прочь продать своё пианино. Это был настоящий подарок судьбы.

С соседями мы дружили. Эти милые старики – Галина Семёновна и Евгений Алексеевич Беккеры – частенько заходили к нам выпить чая и поболтать. Галина Семёновна была в нашем доме личностью легендарной. В восемнадцать лет она добровольцем ушла на фронт, прошла всю войну в батальоне связи, имела награды. Перед каждым Днём Победы Галина Семёновна уезжала в Москву на встречу с однополчанами. После войны бывшая фронтовая связистка закончила пединститут и до пенсии работала в школе учительницей русского языка и литературы. Их квартира была заполнена хрустальными вазами – подарками учеников своей классной руководительнице на Восьмое марта. За годы педагогической деятельности у Галины Семёновны накопилось так много ваз, что, если бы не социалистический строй, она запросто могла бы открыть магазин хрустальной посуды.

Евгений Алексеевич был моложе жены на пять лет. Этот человек имел одно важное отличие от местного населения – он был поволжским немцем. Наш папа и Евгений Алексеевич могли часами тосковать по-немецки о своей малой родине, сидя на кухне за стаканом чая.

В своё время соседи купили пианино для дочери. Евгений Алексеевич мечтал, что Валя станет музыкантом. Но, честно говоря, Валя не оправдала надежд. Она была дочерью Галины Семёновны от первого брака и не очень ладила с отчимом. Нам через стенку было слышно, как она закатывала ему истерики: мол, выросту, поступлю в пединститут, как мамка, потом выйду замуж и уеду подальше от тебя, вот! Далеко-далеко уеду – в другой район Мухачинска, вот! В конце концов, пианино замолчало и превратилось в подставку для хрустальных ваз.

Семья Беккеров жила скромно, поэтому Галину Семёновну обрадовало предложение нашей мамы продать нам молчащее пианино. А Валя даже захлопала в ладоши.

– Только заберите пианино, когда Евгения не будет дома, – поставила условие Галина Семёновна. – Боюсь, он расстроится.

Так мы и сделали. Утром к нам примчалась галопом Валя с сообщением, что Евгений Алексеевич уехал на работу. Под охи и вздохи Галины Семёновны мы втроём с папой и Агафоном перетащили тяжеленную бандуру в свою квартиру. Валя передала нам большущие, как китайские словари, сборники фортепианных произведений для музыкальной школы и, лучась от счастья, захлопнула дверь.

Вопрос с пианино был решён, но оставалась ещё одна проблема. Мне была необходима другая гитара.

– У гитариста всё должно быть прекрасно: и способности, и преподаватель, и гитара, – заявила Таня-гитаристка на первом же занятии. – Кто сказал?

– Чехов?

– Нет, я.

В мухачинских магазинах прекрасные гитары не продавали. Там время от времени появлялись лишь корявые поделки какой-то мебельной фабрики, скрипящие и стонущие, как ворота на кладбище, но эти свежесрубленные, по определению Тани-гитаристки, гитары вызывали у неё только глубочайшее презрение. Сама она играла на чудесном инструменте, созданном в Испании одним корифеем гитарного дела. Таня-гитаристка изводила меня своими требованиями всю осень. Я не знал, как мне быть, но моя мучительница меня же и выручила. Однажды она принесла на урок новенькую концертную гитару ГДРовской фирмы «Музима». Сверкающая свежим лаком, с удобным грифом, нежными, певучими нейлоновыми струнами и божественным звуком гитара мгновенно очаровала меня. Разумеется, за эту волшебную вещь я был готов продать свою душу дьяволу или даже вступить в комсомол, но приносить такую ужасную жертву не понадобилось. После серьёзного разговора на кухне родители отдали мне все свои сбережения, и на следующий день я стал обладателем «Музимы».