Анастасия Калько - Суд Рейнмена

– Ну, Тошка, начал ты за здравие, а окончил за упокой! – заметила Иветта. – то говорил, что нель-зя позволять убийце ножичком махать, а то сам хоть сейчас в маску да к нему в команду!

– В том-то и дело, Ветка, – буркнул Антон, – что сейчас я и не знаю, на что я готов. Ситуация по-лучилась такая, что… не знаю!

В дверь постучали.

– Если это опять Капитолина со своим занудством, то я… – пробурчала Иветта. – Да, войдите!

– Арина мне сказала, что сюда пожаловал сам капитан Платов из ГУВД, – сказал, входя в кабинет, Михаил Олегович Волков. – И, судя по всему, повод серьёзный. «Человек дождя», я угадал?

– Да, – кивнула Иветта, – снова здорово!

– Позвольте? – прокурор взял со стола папку и стал листать, отойдя к окну.

Сегодня он был в чёрных брюках от костюма «Версаче», и о стрелки на них можно было порезаться. Белоснежная рубашка в тонкую чёрную полоску; туго повязанный чёрный шёлковый галстук с красными прожилками. Чёрные волосы как всегда гладко причёсаны и смазаны парикмахерским воском. Малопод-вижное лицо выглядит особенно гладким и холёным.

Волков развернул папку, боком сел на край подоконника – высокий, худощавый, гибкий, жили-стый, с упругими мускулами, проступившими под тонкой рубашкой, – и стал перелистывать дело, дру-гой рукой задумчиво потирая лоб.

– Вовремя вы пришли, Михаил Олегович! – попыталась пошутить Иветта. – вы удержали трёх ра-ботников правоохранительных органов от перехода на преступную стезю. Дело в том, что мы не испыты-ваем ни малейшей жалости к жертве и не пылаем ненавистью к убийце. Ужасно, правда?

Волков поднял голову. На его лице появилась та самая печальная «тень улыбки», которая в сочета-нии с таким же грустным и задумчивым взглядом десять лет назад прославила Ремо Джирона в «Спру-те», и ответил:

– Может быть и ужасно, Иветта Станиславовна, но я тоже не могу заставить себя пожалеть шпану, напавшую на пожилую женщину! Они заслужили то, что получили, как бы ни ужасно это прозвучало!

При этих словах лицо Михаила Олеговича изменило выражение, окаменело, резко выступили носо-губные складки, глаза сузились и смотрели исподлобья, а линия рта стала жёсткой, как броня. Прокурор захлопнул папку, соскочил с подоконника, вернул документы на стол и отрывисто сказал:

– Ненавижу таких Федотовых, Кромовых, Халатиных… Мало того, что они своими воплями, визга-ми, похабной музыкой и звоном битых бутылок по ночам уже всех допекли, мало того, что они изгадили всё, до чего смогли добраться, так они ещё теперь устанавливают свои законы, видите ли, «законы ули-цы», они, видите ли, хозяева жизни, крутые, продвинутые, а кто этого не признает, того изобьют, «розоч-кой» порежут или, блин, в асфальт закатают! Не нравится чья-то физиономия – бей в морду! Стекло, витрину надо разбить, скамейку или урну разломать, подъезд, стену, забор – похабщиной расписать, подъезд в сортир превратить, двери бритвой порезать, уличный телефон разломать, провода срезать и сдать в металлолом, чтобы насшибать на возлияние, а целые районы без электричества сидят! Ну не кли-мат им, когда вокруг всё в порядке, чисто и красиво, надо разорить, разворотить, обгадить, развести по-мойку и на этой помойке усесться с бутылкой, наглотаться «колёс» и счастливо похрюкивать матом!

Прокурор не повышал голоса, но металлические интонации, нервное вибрирование в голосе, крас-ные пятна на бледных скулах и сощуренные колючие глаза выдавали высшую степень волнения, равно как всё убыстряющееся хождение из угла в угол.

– Как что-то не по ним, так они как с цепи срываются! Любимая футбольная команда проиграла, так они от избытка чувств погром в городе устраивают, прохожих калечат, только если чья-то морда не по-нравилась, как будто от этого футболисты бездарные играть лучше станут! Чтобы обычные люди этого быдла боялись, чтобы голову в плечи втягивали при одном виде их прыщавых рож! Новые, чтоб им про-валиться, хозяева жизни! Мне тоже, если честно, хочется этого убийцу не карать, а руку ему пожать – хоть один человек нашёлся, который попытался их на место поставить! И если будет суд, я «человека до-ждя» не обвинять буду, а защищать!

Внезапно прокурор остановился, обводя Синдию, Иветту и Антона прищуренным взглядом, но уже не колючим, а пронизывающим, потом достал из нагрудного кармана рубашки шёлковый носовой плато-чек с вышитыми инициалами «М. В.» на уголке и аккуратно промокнул капли испарины, выступившие на высоком белом лбу, и сказал: