Александр Елизарэ - Предатель их интересов

Крамаренко встряхнул ослабевший отросток, заправил его в трусы, бухнулся в кровать с мыслью, что нужно поставить свечу за упокой Стаса. С наслаждением поворочался, словно ленивая мышь под одеялом и проспал до десяти утра. Он валялся бы и дальше, но телефон на старом румынском комоде, разбудил его.

– Алло, кто это? А, господин полковник, ну слава Богу…

– Что ты имеешь ввиду, – рыкнул подозрительно Кротов.

– А, ничего, Вальдемар Георгиевич, просто у меня всю ночь раскалывалась голова, словно с меня сняли скальп. Вот я и подумал, что у вас тоже… Так что, ничего. Пустые переживания.

– Майор, слушай, хватит бездельничать. Помолчи минуту! Тот человек, что сообщил о смерти, то есть о казни Благоева – «Красного койота», с ним можно связаться?

– А зачем? Не знаю, – промямлил Крамаренко. – На хрен он нам усрал…

– Так ты узнай, родной, он где сейчас?

– Господин полковник, ну зачем нам это? Лишние телодвижения? Он уже занят другими делами…

– Какими делами? Может он враг? Вражина, в нашем ведомстве! Ты точно кретин, Крамер!

– Что? – обескуражено спросил майор.

– Найди его, мне нужно с ним встретиться.

– Когда? – проснулся Крамаренко на автомате.

– Завтра, после завтра, черт тебя возьми, Крамер?

– Крамер? Но, эта кличка мне не нравится…

– Хватит болтать! Два дня тебе сроку, найди того человека и устрой нам встречу.

– Есть. Я сегодня не приду, голова болит… Отлежусь, с вашего разрешения.

– Знаешь, Алексей, а ведь мне прошлой ночью приснился Благоев, – медленно, словно боясь чего-то прошипел Кротов. – Я весь пропотел и пищал, как баба! Стыдно…

– Ха, надо в церковь сходить, наверное. Свечу за упокой поставить. Не будет приходить…

– Я тебе не верующий! Убил он меня во сне, понял, Крамер! Из моего же пистолета. Мусором забросал мой труп. Деньги забрал. Чемоданчик с бомбой не взял. Хитрый шельма. Я чувствовал, как кровь моя стыла в жилах, а потом чемодан рванул, кусочки моей тушки разлетелись, тут я и проснулся. Проперделся зато на славу!

– Да! Нереально! – округлил глаза майор. – Значит такого не будет.

– Если твой агент врет, хана ему и тебе тоже! Усек? Порву к чертям, вас никто искать и не будет…

– Так точно! Уже ищу. Я из него душу вытряхну! За вас, патрон.

– Давай, принеси мне его мозги, или свои неси сразу…

– Где-то был его телефон… Пойду отлеживаться…

– Завтра с утра с результатом ко мне…

– Есть! Кладу трубку.

И не знала жена героя плакать ей или смеяться, увидев мужа среди живых, а не мертвых и без головы. «Надолго ли», – подумала она и заплакала.

Пока еще молодая и привлекательная брюнетка, по обыкновению скучала дома одна в шикарной трехкомнатной квартире в историческом центре Москвы на Поварской улице. Она, утонченная брюнетка, или может темноволосая шатенка, в самом расцвете своей женской красоты. Женщина слушает легкую инструментальную музыку. Крутится заезженная виниловая пластинка, та самая, что подарил ей муж в их медовый месяц. Иголка слегка царапает заезженные дорожки. Назвать это грустью, пожалуй, нельзя, она медленно умирает, позволяя своему плачущему сердцу биться все тише и легче. Она раздевается, халат мягко падает на паркет. Она смотрит на себя в вертикальное ростовое зеркало, изучает груди, гладит себя по бедрам, грустно улыбается и проходит в ванную комнату. «Отпусти грусть, у меня сын и ради него мне надо пытаться жить. Если мужа уже нет, то как понимать его слова, что его невозможно убить, просто невозможно. Хитрый мой разведчик, которого я не смогла отговорить от крайней командировки. Проклятый долг офицера, который не нужен в этой стране никому, кроме того, кто этот долг выполняет до последней капли крови, до погибели и забвения».

Приняв контрастный душ, она выходит, в короткой майке на голое тело. Открывает новую бутылку красного вина и наливает себе и еще немного во второй бокал. На комоде стоит фотография мужа, Станислава Благоева, в парадной форме старшего лейтенанта ГРУ.

– Ты обещал мне, не больше двух лет! – она жалобно обращается к его фотопортрету. – Через несколько часов наступит утро и они, эти два безумных года растворятся и уйдут в прошлое. Что же мне делать, дорогой мой друг, ждать еще два? А если я не смогу? Я уже не могу. Если бы ты знал, как хочется иногда выйти с балкона в открытое небо, но я клялась тебе, что не сделаю этого никогда, ради себя и ради нашего сына.

– Я почти рядом, любимая. Сохраняй хладнокровие… – отвечает портрет мужа.