Микки Спиллейн - Весь Тайгер Манн

— Эта дверь выходит куда?

— Во двор.

— И есть дорожка, ведущая вдоль здания?

— Есть.

— Покажи.

Я взял Рондину под руку, и мы последовали за швейцаром в глубь служебных помещений… В конце одного коридора с оштукатуренными стенами находился запасной выход с горящей над ним красной лампочкой. Железная дверь была заперта на засов. Швейцар вытащил его, продолжая держать одной рукой, а другой стал открывать дверь.

В этот момент металлический брус, который он держал как палку, отчего-то упал и ударил его по лбу. Оглушенный, швейцар повалился на бок, как бык, а дверь, продолжая тихонько поворачиваться, ударила его по ногам.

Я толкнул Рондину к стене, нагнулся и поднял брус, который так и лежал на лице швейцара. Под его глазом уже показался гигантский синяк. Если добрый человек не разбил голову о цементный пол, то благодаря своей опереточной каскетке. К счастью, он ограничился лишь большой шишкой и, когда придет в себя, будет чувствовать себя неплохо.

Рондина, не шевелясь, прошептала:

— Что это такое, Тайгер?

Я показал ей брус. На его конце, который находился на высоте лба швейцара, соскочила ржавчина, и теперь в металле была видна небольшая блестящая вмятина — в том месте, куда ударила пуля.

— Они хотели поймать нас, девочка. Тот тип болтался у входной двери, для того чтобы мы воспользовались запасным выходом, а убийцу посадили здесь. Они не любят устраивать пальбу на улице — это вызывает нежелательный шум… Мы попались на этом и чуть было не погибли.

— Что ты собираешься делать?

— Ничего. Я мертв. Этот стрелок не из тех, кто промахивается. Он поджидал меня и при этом слабом освещении видел, как я упал. Доказательство того, что он попал в цель, — торчащие наружу ноги. Мы со швейцаром примерно одного роста, так что стрелок в настоящий момент считает, что он меня подстрелил. Когда этот добрый человек придет в сознание, ему будет трудно надеть каску на его шишку, но с хорошей порцией фрика он снова начнет выхаживать перед входной дверью. А мы, моя красавица, выйдем отсюда очень просто, вот увидишь… Если кто-нибудь тут еще остался, чтобы зарегистрировать спектакль, он его получит.

Рондина сразу все поняла. Не отрываясь от стены, она улыбнулась и прошептала словечко, которое я не ожидал услышать из уст барышни, вращающейся в высшем британском обществе, но меня это только развеселило.

Нам пришлось подождать четверть часа, прежде чем швейцар издал легкий стон и, поднеся руку к голове, осторожно ее потрогал. Одно мгновение его веки дрожали, потом он зажмурился от сильной боли.

— Послушай, старина, ты меня слышишь? Ты сможешь понять то, что я тебе скажу?

— Да-а… Только не говорите очень громко. А то в моей голове это отдается как удары колокола.

— Ты не беспокойся, я все тебе потом объясню. А сейчас оставайся тут, где ты есть, и, главное, не двигайся… Ты хорошо заработаешь за доставленные тебе неприятности.

— Сейчас заработает тот, кто меня хлопнул!

— Я тебе толкую не о том заработке!

— Ладно, согласен… только осторожнее. Боже мой, кто же это устроил мне такую пакость?!

— Не волнуйся, скажи себе, что тебе повезло. Ты мог бы уже быть охлажденным в тот момент.

— Хорошо, мне повезло… Но этому гаду не повезет…

— Думай только о пяти тысячах долларов, которые ты будешь щупать. Сразу почувствуешь себя гораздо лучше.

Швейцар мгновенно открыл глаза:

— Я уже чувствую себя хорошо. Расскажите-ка мне, патрон!

— Позже… не шевелись. — Я посмотрел на Рондину: — Ты можешь им заняться?

— Иди, — отозвалась она.

Я позвонил по телефону Валли Гобоксу в его газету. У этого человека достаточно такта, чтобы не задавать мне лишних вопросов. Я попросил его подослать мне частную машину скорой помощи и передать об этом Чарли Корбинету, чтобы тот оплатил расходы и чтобы ИАТС покрыло эту историю. Ее следовало спрятать в карман и прикрыть платочком, но вместе с тем и отреагировать на нее.

«Скорая» приехала очень быстро. Прежде чем она остановилась, я втянул швейцара назад в коридор. Если кто-нибудь наблюдал снаружи, то он видел, как из поля его зрения исчезли скребущие по цементному полу подошвы. Это его должно было удовлетворить. А после этого он мог увидеть швейцара на своем посту перед входом в здание, который старался удалить любопытных.

Меня же уложили на носилки, накрыли простыней, как всякого уважающего себя покойника, и внесли в карету. Рондина, разыгрывая роль безутешной вдовы, влезла в фургон, чтобы меня проводить.