Эллери Куин - Смерть в театре (сборник)

— А теперь, если вы закончили ваш ужин,— сказал доктор Ксавье, с улыбкой бросив взгляд на скудные остатки, разбросанные на подносах,— разрешите предложить вам присоединиться к остальным.

— К остальным?— спросил инспектор с самым невинным видом, будто он и не подозревал о существовании других людей в этом доме.

— Да, я имею в виду моего брата, мою жену, ассистента — я веду здесь кое-какую исследовательскую работу, моя лаборатория находится в задней части дома — и...— несколько поколебавшись, доктор добавил: —... и ...гостью. Я думаю, еще рано ложиться спать?

Он сделал небольшую паузу, как бы в надежде, что Квины поспешат заявить о своем желании предпочесть радость сна удовольствию встретиться с «остальными». Но Эллери быстро проговорил:

— О, мы уже совсем отдохнули, не правда ли, отец?

Инспектор, привыкший понимать сына с полуслова, кивнул головой. Он сделал это, кажется, с большой охотой.

— Мне совсем не хочется спать. И потом, после всех наших приключений,— добавил, смеясь, Эллери,— будет очень приятно снова очутиться в обществе людей.

— Да, да, конечно,— сказал доктор Ксавье с легкой ноткой разочарования.— Прошу вас сюда, господа.

Он повел их через коридор к двери, находящейся почти напротив дверей гостиной.

— Я полагаю...— проговорил он нерешительно, взявшись за ручку двери,— я должен объяснить...

— О, не беспокойтесь,— сердито перебил его инспектор.

— Но мне кажется... несомненно, наше сегодняшнее поведение показалось вам несколько странным.— Доктор снова в нерешительности замолчал.— Мы живем здесь так уединенно, и понимаете, ваш настойчивый стук в двери немного испугал женщин. Мы решили: лучше послать Боунса.

— О, прошу вас, довольно об этом,— вежливо заметил Эллери.

Доктор опустил голову и повернулся к двери. Казалось, он понял, насколько неубедительно звучат его объяснения для неглупых людей. Эллери почувствовал симпатию к этому высокому мужчине. Он окончательно отогнал от себя предположение, что доктор может оказаться творцом чудовищ. «Этот большой парень,— подумал он,— нежен, как молоденькая девушка». Какова бы ни была причина, волновавшая его, она имела отношение к другим, а не к нему самому, и это связано не с каким-то фантастическим ужасом, а с реальной вещью...

Комната, в которую они вошли, представляла собой соединение музыкального салона и комнаты для игр. Один угол занимал концертный рояль, вокруг которого с большим вкусом были расставлены стулья и кресла. Но в большей части комнаты располагались столики различных размеров: для бриджа, шахмат, для игры в трик-трак, стол для игры в пинг-понг и даже биллиардный. В комнате было еще несколько дверей. Одна — слева от вошедших, другая вела в коридор, проходя по которому Квины слышали шепчущиеся голоса, третья дверь, полуоткрытая в этот момент, находилась напротив и вела, как заметил Эллери, в библиотеку. По всей передней стене были расположены огромные стеклянные двери, выходящие на террасу.

Все это отметил быстрый взгляд Эллери, скользнувший также и по двум столикам с разбросанными на них в беспорядке картами. А затем, следуя за доктором и отцом, он целиком сосредоточил свое внимание на находящихся в комнате людях.

Их было четверо. Одно было совершенно ясно: все четверо, как и доктор Ксавье, были чем-то сильно возбуждены. Причем у мужчин это проявлялось заметнее, чем у женщин. Мужчины встали со своих мест, но ни один из них не смотрел прямо на Квинов. Высокий широкоплечий блондин с проницательным взглядом — несомненно, брат доктора Ксавье — всячески старался скрыть свою нервозность. Низко опустив голову, он тушил едва закуренную сигарету в пепельнице, стоящей на столике для игры в бридж. Другой, по совершенно непонятой причине, вдруг вспыхнул: это был молодой человек, шатен, с гонкими чертами лица, голубыми глазами и с квадратным подбородком. Его пальцы покрывали пятна oт химикатов. В то время как Квины подходили к нему, он нервно переступал с ноги на ногу, нежная кожа его лица краснела все больше, а глаза беспокойно бегали.

«Ассистент, - подумал Эллери. Красивый молодой человек. Что бы ни скрывали эти люди, он с ними заодно, но это ему, видимо, не нравится. Это совершенно ясно».

Дамы, с чисто женской способностью приспосабливаться к любым обстоятельствам, значительно лучше владели собой. Одна — совсем молодая, другая — без возраста. Молодая женщина была высокой и, как на первый взгляд показалось Эллери, не глупой. «Лет двадцать пять,— подумал он,— может, видимо, постоять за себя: сдержанная, спокойная, темнобровая, с приятными четкими чертами лица. Чувствуется, что она способна на решительные действия, если в этом возникнет необходимость». Она спокойно сидела, положив руки на колени, и даже чуть-чуть улыбалась. Ее выдавали только глаза: в них светились напряжение и беспокойство.