Антонина Глушко: За гранью добра и зла

Эх, ма! Ну и жизнь! С самого раннего утра, с молодым задором, едва проглотив выданную поварихой здоровенную порцию, по-деревенски вкусного завтрака, и запив его кружкой густого молока со скибкой белого хлеба, сверху густо намазанной медом, как тут же толкаясь, и подшучивая друг над другом, заскакивали в кузов самосвала, и с самопальными песнями типа: «Мы молодые – нам все по плечу, куда хочу туда и лечу», мчались на строительные объекты.

Работа спорилась. Председатель хозяйства – заказчик объектов доволен энтузиастами и обещал им хорошую оплату. Как хорошо жить на этой земле! Все тогда Станиславу Витальевичу Савельеву, в ту пору просто Стасику, казалось простым и понятным, а будущее рисовалось в ярко-радужных красках.

От избытка молодой силушки и внутренней энергии, в организме бурлили чувства и огненные желания. Именно эти чувства, подталкиваемые неизведанными доселе страстями, завели не знающего жизненного удержу молодого студента, в летнюю кухню бабки Тарасихи, после танцев под деревенскую гармошку, на пыльной площадке у входа в сельский клуб.

Про кухню знали все стройотрядовцы. Там происходило то, о чем не говорят громко. Пришло время познакомиться с пресловутой кухней и молодому бесшабашному студенту, в то время еще не познавшему того, о чем с таким упоением шептались старшекурсники, намекая на пресловутую мазанку.

Стасик загорелся идеей посетить сие вместилище греха и порока, каковым представлялось оно наивному студенту.

И тут для него сложилось так, словно по предначертанию судьбы. Весь вечер Стасик танцевал с Настеной – деревенской девкой, где-то его ровесницей, крепкой и ядреной, гладкой, словно молодой кабачок на грядке, с заревым румянцем во всю щеку. И надо такому случиться, оказавшейся внучкой бабки Тарасихи, владелицы заветной мазанки.

Горя внутреннем пожаром, студент на третьем танце признался девке, в беззаветной и преданной любви до гроба, и намекнул на летнюю кухню. От дремучей глупости и полнейшего отсутствия тормозной системы в черепушке, Стасику казалась внучка бабки Тарасихи единственной и всеобъемлющей любовью, что дается человеку на всю жизнь.

Поверив заверениям студента в вечной любви, Настена прямиком повела влюбленного в бабкину кухню. «Только знает ночь глубокая, как поладили они. Расступись, ты, рожь высокая, тайну свято сохрани», так поется в народной песне, да и сама жизнь безответственного Стасика была песней.

Проснувшись, как обычно в положенное время, Стасик, не усмотрев рядом ночную подругу, торопливо натянув шорты с футболкой, украшенной названием их стройотряда «Патриот», и выскочил из мазанки во двор. И только было нацелился сигануть через плетень к заветной цели, финишем которой была летняя стройотрядовская кухня, как путь ему преградила Настина бабка Тарасиха с ухватом наперевес.

– Ах, ты, охальник! – набросилась она на молодого повесу. – Ты что же, злодей, девку обманул, заманил в мазанку и испортил!!! – кричала она, кидаясь на него с чепельником.

Стасик не понимал, в чем обвиняет его старуха. Не он же, а ее внучка, по собственной инициативе, привела его в эту…как ее… мазанку. И вовсе не обманывал он ее внучку.

– Я не обманывал вашу внучку, – заерепенился Стасик, возмущаясь возводимой на него напрасниной. – Я Настю люблю и собираюсь на ней жениться! – неожиданно для себя выпалил он.

– Чего ты сказал?! – опуская «оружие», с большой подозрительностью в голосе, поинтересовалась бабка испорченной внучки.

– Что слышали! – вконец распетушился охальник, почувствовав, что старуха сдает позиции, да и ухват опустила.

– Ладно, посмотрю, как ты женишься! – с угрозой в голосе успокаиваясь, пообещала Настина бабка. – Только попробуй, обмани! – пригрозила она. – Ты у меня вот где, – потрясла она перед носом соблазнителя, сжатым кулаком и погрозила чепельником.

– Сказал, что женюсь, значит, женюсь! – продолжал петушиться легкомысленный студент. – Вот закончу учебу, пойду работать, получу квартиру, и сразу женюсь, – не ожидая от себя подобной прыти в области вранья, нес ахинею безответственный обманщик.

– А когда закончишь, эту свою учебу? – подозрительно скривившись, спросила Тарасиха.

– Скоро! – прокричал охальник и, перемахнув через плетень, огородами рванул к временному студенческому прибежищу. Ребята встретили его подковырками и незлобивыми шутками.

Стоя под душем, сооруженном из бочки, поставленной на деревянные балясины, Стасик вел свой внутренний монолог.