Ирина Калюжнова: Киллер Наденька

– Ладно.

Она удовлетворенно проследила, как он зарядил, и взяла пистолет.

– Подождите.

Он вышел и отсутствовал довольно: долго. Возвратившись, внимательно осмотрел ее и сказал:

– Пошли.

На улице стояла красная «двойка».

– Садитесь.

Наденька села на заднее сиденье. Машина тронулась.

Два бритых затылка маячили перед ней. Монстры. У таких обычно пустые глаза. Ну, для того дела, для которого они предназначены, сойдут. А собственно, для чего они предназначены, эти два пустоглазых кретина?

Ваватыч вернулся в офис. Если все пройдет нормально, он больше не увидит эту куколку. Впрочем, если сбой, тоже не страшно. Брошенная любовница, отвергнутая поклонница, никто не поверит ей. А Женька? Он должен был соизмерять свои силы и возможности. Ему суждено еще некоторое время бурно прожить после своей смерти, увеличивая прибыли от продажи кассет и газетных сенсаций. Что-что, а сделать рекламу на его смерти сумеют. Если же она промахнется, что маловероятно, то это тоже сенсация, но что скажет шеф?

Красная «двойка» остановилась возле угла. Концерт еще не окончился. В сквере вокруг театра не слишком густо сидели на скамейках люди. Голос Таирова несся из динамика, и они слушали концерт бесплатно. Таиров исполнял заключительную песню:

«Только ты одна, только ты одна…»

Наденька слышала ее, мудрено не услышать, когда магнитофоны орут из каждого киоска, но не знала, что это, Таиров. Впрочем, слышала она только одну эту фразу, которая повторялась бесчисленное количество раз. Что там дальше, она не слышала, не услышала и теперь. Последние слова захлебнулись в каком-то утробном визге, который, очевидно, должен был означать страстный призыв. Раздались аплодисменты. Машина тронулась и подъехала ближе.

Парень, сидевший рядом с водителем, повернул к Наденьке бритую голову. В полумраке казалось, что вместо глаз у него просверлены дырки. Физиономия сработана топорно, простонародный выговор. Такие добавляют незатейливое ругательство к каждой фразе.

– Вот его тачка, белый «Вольво», давай.

Парень выпустил Наденьку из машины. Она вышла и, не спеша, направилась в указанном направлении.

Вот он, этот визгливый дурак, идет и думает, что он человек, а он фактически уже… Наденька остановилась возле машины.

– Пожалуйста, ваш автограф… Таиров слегка вздрогнул, не так уж часто просили автографы, а в последнее время почти совсем не просили. Впрочем, сегодня принимали неплохо, даже с учетом стараний агентов. Она, очевидно, первой выбежала из зала, чтобы ждать его. Что за страхолюдина! Нет, она просто странно одета.

Вблизи было видно, что Таиров не так уж молод, а может быть, просто старообразен. Его лицо покрывала сеть мелких морщин, а кажущаяся растрепанной шевелюра на самом деле была тщательно уложена. Глубоко посаженные глаза смотрели устало. Он был весь выжат и с трудом заставил себя улыбнуться.

Наденька протянула ему открытку и ручку. Она любила классику и бардов и считала, что по всем законам человеческим у такого мозгляка, который повторяет без конца женским голосом одну дурацкую фразу, не должно быть я сердца, но по законам анатомии оно, очевидно, было, потому что, когда Наденька выстрелила, его челюсть смешно отвисла и он стал падать на бок. Она отступила назад. Красная «двойка» поглотила ее и тронулась.

Кретин смотрел вперед, как резиновая кукла. Машина миновала центральные улицы и вдруг выехала на совершенно незнакомое Наденьке место. Кто они и что им приказано? Ей стало жутко. Почему она оказалась на переднему сиденье?

– Вы знаете, куда ехать? – спросила она.

Никто не ответил. Сейчас тот, который сидит сзади, накинет ей на шею удавку. Но ведь они люди, черт возьми! Во всяком случае, анатомически. И наверное, то, что поднимается ниже пояса, единственное, что роднит их с представителями человеческого рода. Нет, она не для того выстрелила, чтобы сейчас пропасть. Она умней этих двух приматов.

Наденька сдернула парик и тряхнула головой. Волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она убрала пряди со лба и села вполоборота.

– Сигарету.

Тот, который сидел сзади, был похож на деревенского парня. Его вполне можно было представить возле комбайна или трактора. Очевидно, требование Наденьки не было предусмотрено инструкцией. Ответа не последовало.

– Я сказала, сигарету. Впрочем, ты и сам ничего. Вполне ничего.

Взгляд Наденьки сделался тяжелым.

– Ну ты, – пробурчал тот, что сидел за рулем, – не разговаривать.