Лео Мале: Километры саванов

– Буду, – сказал я.

Она направилась к смежной двери, медленно передвигая располневшие ноги. Я проводил ее до лестничной площадки.

– До завтра, – сказала она. – Очень рада была вас снова повидать. И простите мне, что я больше не Алиса.

Ничего не говоря, я сжал ей руку и закрыл за нею дверь. Я посмотрел на Элен, печатавшую на машинке и всем своим видом создающую впечатление, будто агентство "Фиат Люкс" завалено работой. Солнечный луч играл в ее шатеновых волосах. Не всегда он будет так играть. Во всяком случае, не все время в тех же самых волосах. Стареть скверно. Самое скверное из скверных занятий. Я спустился в табачный киоск, чтобы поднять настроение в ущерб собственному здоровью.

После обеда я немного приободрился и отправился в Национальную библиотеку полистать подшивку газеты "Либертер" за июнь 1937 года. Мне не пришлось искать долго. Это была статья, которую я так хорошо помнил, словно впервые прочел ее только накануне, потому что в ней говорилось о двух людях, которых я знал. Но память могла меня и подвести, и я хотел ее освежить. В статье описывалось, при каких обстоятельствах были расстреляны франкистами попавшие в плен на фронте Икс... трое товарищей-бойцов из Колонны Дурути. Речь шла о Луи Бареле, Пьере Лагоге и Дени Северене, ответственном за группу подрывников.

...Дени Северен был хорошо известен нашим товарищам из Группы социальных исследований в Монпелье, а также нашим друзьям в Лионе, где он одно время вел философский листок, идеи которого были весьма близки к нашим идеям...

Настоящее имя Жоржа Морено не было Дени Северен, но относилось к числу тех, которые он любил коллекционировать. Если двадцать лет спустя после похищения наследницы богатой семьи торговцев текстилем он вернулся, чтобы свести счеты с девушкой и с ее семьей, то Дом Левибергов мог легко от него избавиться, выделив ему новенький саван по себестоимости. Оставалось выяснить, не были ли призраки, возникшие в больном воображении вроде бы много страдавшей женщины, более опасны, чем живые существа.

Здание не было видно за километр, потому что с улицы Постящихся нет такого широкого обзора, как с площади Согласия, но, оказавшись перед ним, его нельзя было не заметить и не признать, что в данном случае не может быть и речи о торгующем из-под зонта отрезами уличном разносчике. Шесть этажей. Фасад шириной в устье реки изрезан высокими и многочисленными окнами. И на каждом этаже – длинное панно из черного мрамора или какого-то похожего материала, на котором золотыми буквами начертано: ТКАНИ БЕРГЛЕВИ. Сукна, шерстяные ткани, ситцы, шелка. Опт. Полу-опт. Левиберг сын. Фамилия Левиберг повторялась несколько раз. Очевидно, что этот малый гордился своей фамилией и никогда не обменялся бы ею с Дюпонами. Рядом с подворотней стоял крупный черно-желтый грузовик с надписью ПЕРЕВОЗКИ ТБРЛ по бортам. Еще одно предприятие, принадлежащее Рене Левибергу, имя которого соседствовало с названием фирмы. Должно быть, и на скроенных из собственных тканей пижамах, используемых господином Левибергом, с лицевой стороны, крупными буквами, написано его имя, как на халатах у боксеров или на куртках служащих бензоколонок. Или же у меня сложилось весьма неточное представление о персонаже.

Я вступил под свежеокрашенный свод, и сильнейший запах грунтовки ударил мне в нос. Во дворе складские грузчики переносили тюки. Перед застекленной кабинкой довольно пожилой мужчина в фуражке грустно выслушивал то, что ему кричал в ухо сидевший там страж.

– Сколько раз тебе надо повторять? – орал цербер. – Ты же вчера приходил. Ничего не изменилось. Ни-ко-го не на-ни-ма-ют. Папаша, ты родного языка не понимаешь?

Человек в фуражке не настаивал. Ссутулившись, он потащился попытать счастья в другом месте. Стареть скверно. Ищешь работу и не находишь, и любой малый с гарантированной миской супа может на вас наорать. Паршивая сторожевая собака вышла из своей конуры как раз в тот момент, когда я проходил мимо. У занятых в этом ремесле обычно мерзкие морды, но этот тип побивал все рекорды. К тому же он брюзжал, что его отнюдь не украшало. При моем появлении он счел бесполезным остановиться и продолжал что-то ворчать, измеряя меня взглядом.

– Что такое? – наконец изрыгнул он.

От него несло перегаром. Если такой цапнет, может заболеть голова, как после перепоя.

– К мадемуазель Левиберг, – сказал я. – К мадемуазель Эстер Левиберг.