Росс Макдональд - Другая сторона доллара

Так же выглядела и шеренга подростков, направлявшихся строем в главный подъезд в то время, как я подходил к нему. Мальчиков разного возраста, от 12 до 20 лет, самых разных, объединяла одна-единственная общая черта: они маршировали с опущенными головами, словно солдаты побежденной армии. Мне они напомнили молоденьких солдат, которых мы брали в плен на Рейне в последние дни прошлой войны.

Двое студентов-руководителей поддерживали некоторое подобие строя. Я последовал за всеми и вошел в большое помещение для отдыха, обставленное довольно ветхой мебелью. Руководители прошли прямо к столу для пинг-понга, взяли ракетки и начали быструю, резкую игру. Несколько ребят стали наблюдать за игрой, четверо или пятеро уткнулись в комиксы. Остальные столпились вокруг меня, уставившись мне прямо в лицо. Молодой парень, на физиономии которого пробилась поросль и которому уже следовало бы начать бриться, улыбаясь, подошел ко мне. Его улыбка была просто ослепительной, но она быстро исчезла, оставив ощущение оптического обмана. Он подошел поближе и слегка толкнул меня локтем. Бывает, что собаки так же подталкивают вас, как бы испытывая ваше дружелюбие.

— Вы новый надзиратель?

— Я думал, надзиратель — мистер Патч.

— Он не выдерживает. — Несколько ребят хихикнули. Волосатый парень играл роль местного клоуна. — Это страшная тюрьма. И они никогда не выдерживают.

— Мне она не кажется такой страшной. Где мистер Патч?

— В столовой. Он будет здесь через минуту. И тогда мы позабавимся.

— Ты болтаешь довольно цинично для твоего возраста. Сколько тебе лет?

— Девяносто девять. — Его слушатели одобрительно засмеялись. — А мистеру Патчу только 48. Ему трудно быть моим воображаемым отцом.

— Может быть, я смогу поговорить с миссис Маллоу?

— Она у себя в комнате, пьет свой ленч. Миссис Маллоу всегда пьет свой ленч. — Злость в его глазах сменилась еще более темным чувством. — Вы папа?

— Нет.

Сзади прыгал пинг-понговый шарик, вперед-назад, вперед-назад...

Один из слушателей громко произнес:

— Он не папа!

— Может, он мама? — спросил заросший парень. — Вы мама?

— Он не похож на маму, у него нет грудей!

— У моей мамы тоже нет грудей, — сказал третий. — Поэтому я и чувствую себя отверженным.

— Перестаньте, ребята. — То, что они говорили, было ужасно. Они хотели, чтобы я был папой или пусть даже мамой одного из них. Это желание читалось в их глазах. — Вы ведь не хотите, чтобы я тоже чувствовал себя отверженным? А?

Никто не ответил. Заросший парень улыбнулся мне. Улыбка задержалась на его лице несколько дольше, чем в первый раз.

— Как вас зовут? Я — Фредерик Тандал Третий.

— Я — Лью Арчер Первый.

Я вывел мальчика из круга его почитателей. Он отодвинулся, словно мое прикосновение было ему неприятно, но шел рядом. Мы сели на кожаную кушетку.

Кто-то из подростков поставил на проигрыватель заезженную пластинку. Двое других стали танцевать, хрипло напевая пародию на исполнявшуюся песню.

— Ты знал Тома Хиллмана, Фред?

— Немного. Вы его папа?

— Нет, я же сказал, что не папа.

— Взрослые не считают необходимым говорить правду.

Он выдернул несколько волос из подбородка с такой силой, словно ненавидел эти признаки повзросления.

— Мой отец сказал, что посылает меня в военное училище. Он большая шишка в правительстве, — добавил мальчик тем же ровным голосом, без всякой гордости. И продолжил совсем другим тоном: — Том Хиллман не ладил со своим отцом, поэтому его и привезли сюда по железной дороге. Монорельсовая дорога к волшебному царству. — Он болезненно скривился в какой-то исступленной и одновременно безнадежной улыбке.

— Том говорил с тобой об этом?

— Том пробыл здесь очень недолго, дней пять или шесть, и мы мало говорили. Он появился ночью в воскресенье и исчез ночью в субботу. — Он смущенно повертелся на кушетке. — Вы не коп?

— Нет.

— Я даже удивился. Задаете вопросы, как коп.

— Разве Том сделал что-нибудь такое, что могло бы заинтересовать копов?

— Мы все что-нибудь делаем, да?

Возбужденный и в то же время холодный взгляд его скользил по комнате, задерживаясь иногда на ужимках танцоров.

— С тех пор, как вы стали взрослым, вы уже не подходите для Восточного корпуса. А я, например, самый выдающийся преступник. Я подделал имя «большой шишки» на чеке и послал его в Сан-Франциско на уик-энд.

— А что сделал Том?

— Полагаю, что увел машину. Это было только первое преступление, говорил он, и его легко освободили бы как несовершеннолетнего. Но отец его не желал огласки и прислал Тома сюда. Вообще, я думаю, что Том был не в ладах со своим отцом.