Росс Макдональд - Неукротимый враг

— Мне бы хотелось взглянуть на комнату Лупа.

— В связи с чем?

— С вами это никак не связано. У него комната в этом доме?

— Его квартира в здании гаража. Не знаю, открыта ли она. Подождите, я возьму наш ключ. — Она вышла, и несколько минут ее не было. Я стоял, смотрел на картину Клее и чувствовал, что она надвигается на меня: человек органически переходил в геометрические фигуры, а фигуры — в человека.

Герда Хэккет вернулась с ключом, на кольце которого болталась пластинка с выбитой надписью «Кв. в гараже». Я пошел в гараж и отпер этим ключом дверь в квартиру Лупа.

Она представляла собой то, что называется квартирой-студией, и состояла из большой комнаты и крохотной кухоньки. В ней господствовали яркие смелые цвета, мексиканские ткани и артефакты. Над кроватью, покрытой цветастой мексиканской шалью, висели индейские маски, относящиеся к доколумбовой эпохе. Если Луп и был примитивом, то весьма изысканным.

Я выдвинул все ящики комода, но не нашел ничего необычного, если не считать нескольких порнографических открыток. В ванной комнате, в аптечке, стояла лишь баночка с каким-то препаратом. На ярлыке была надпись «Галлюциногенный Любовный Бальзам». Однако на кухне в сахарнице некоторые кусочки рафинада были неумело завернуты в фольгу.

Таких кусочков было шесть. Взяв три из них, я завернул их в носовой платок и положил во внутренний карман пиджака.

Я не слышал шагов по лестнице и поэтому не ожидал, что дверь у меня за спиной вдруг откроется. Это оказался Сидни Марбург, обутый в теннисные туфли.

— Герда сказала, что вы здесь. Что такое с Лупом?

— Просто проверка.

— Что проверяете?

— Чем живет, какие привычки. Он не совсем обычный слуга, вы не находите?

— Да бросьте вы. Лично я считаю его подонком. — Марбург бесшумно подошел ко мне. — Если вы раскопаете на него что-нибудь, я бы хотел знать об этом.

— Вы серьезно?

— Вы правы, черт возьми, серьезней некуда. Прикидывается, что интересуется искусством, потому что моя жена этим интересуется, но обмануть ему удается только ее.

— Между ними есть что-то?

— Думаю, что да. Он иногда приезжает к нам в дом, в Бел-Эйр, когда меня нет. Наш слуга держит меня в курсе.

— Они любовники?

— Не знаю, — с болью в голосе ответил Марбург. — Но мне доподлинно известно, что она дает ему деньги: сам видел корешки выписанных чеков. По словам слуги, Луп информирует ее обо всем, что происходит здесь, в доме ее сына. Ситуация явно нездоровая, и это еще мягко выражаясь.

— Как давно они знают друг друга?

— Да фактически, всегда знали. Сколько я помню, он все время работал здесь, если это только можно назвать работой.

— Все время, это какой срок?

— Лет пятнадцать — шестнадцать.

— Вы знали семью Хэккетов, когда Марк был еще жив? Мой вопрос почему-то оказался ему неприятен.

— Знал. Но вряд ли это имеет отношение к предмету нашего разговора. Мы же говорили о Лупе.

— Да, о нем. В чем еще вы подозреваете его, кроме того что он шпионит для вашей жены? Наркотики не принимает?

— Не удивлюсь, — ответил Марбург, пожалуй, с чрезмерной готовностью. — Я не раз видел его под кайфом. То ли выпивши был, то ли наркотиков наглотался.

— Вы видели его когда-нибудь с дочкой Себастьяна?

— Нет, ни разу.

— Я знаю, что он частенько подвозил ее.

— Это верно. Летом она проводила здесь много времени. — Он помолчал, затем вопросительно посмотрел на меня. — Думаете, он спал с ней?

— Я еще не пришел к какому-то определенному выводу.

— Ну-у, если вы сумеете навесить ему это...

Мне не понравилось такое его рвение.

— Сбавьте обороты. Я не собираюсь добывать факты, угодные вам.

— Никто и не просит вас об этом. — Однако голос у него был сердитый. Мне показалось, что сердится он на себя за то, что говорил со мной чересчур откровенно. — Если вы здесь все закончили, я отвезу вас домой, черт бы вас побрал.

— Ну, раз вы предлагаете мне это в столь изысканных выражениях...

— Не обязан быть изысканным. Я — серьезный художник, а от всего остального меня увольте.

Несмотря на дурные манеры Сидни Марбурга, я почувствовал к нему определенную симпатию или терпимость, граничащую с симпатией. Возможно, на Рут, которая была почти на двадцать лет старше, он женился и из-за денег, выгодно продав себя. Но как прожженный торговец, он сохранил значительный процент себя самого как личности исключительно для собственного пользования.

— Звучит, как своего рода Декларация Независимости, — заметил я.