Александр Сергеевский - PR для братвы

— Сволочь! — заорал он. — Уже наквасился, биндюжник! Упустишь телок — разорву! Дай ее…

— Му-у… — снова промычал Костров и, протягивая трубку Марине, зашептал: — Постарайся выудить как можно больше информации. Димке скажи, чтоб соглашался на все, иначе его грохнут, — и прижал ухо к обратной стороне мобильника.

— Да! — расстроенным голосом отозвалась Марина.

— Жить, прошмандовка, хочешь? — зашипел фиксатый. — Скажи своему мужику, чтоб не кочевряжился, а то пустим тебя по кругу, прежде чем удавим…

— Алло, Мариша, вы как? — раздался едва узнаваемый голос Винни.

— Димка, не волнуйся, здесь все свои, — перебивая мужа, зная, что долго общаться не придется, быстро заговорила женщина. — Ты где? Делай все, что они хотят…

— Не знаю… — успел выдавить заложник, прежде чем Череп выдернул трубку.

— Ты все сделала, как я сказал, сучка? — снова зашипел голос фиксатого. — Дай Кинг-Конга!..

— Му-у? — очередной раз изобразил корову Макарыч.

— Упустишь, падаль, убью, — пригрозил сутулый. — Понял.

— Угу… — уже по-обезьяньи отозвался Костров, досадуя, что так ничего нового, кроме того, что Винни жив, не узнал…

«Там все свои, — между тем радовался избитый Дима. — Как? Каким образом удалось освободить Марину? — задавал он себе вопросы. — Теперь надо выбраться самому, до общака беззубый все равно не доберется. Мудрый Леша догадается и будет ждать ублюдков…»

— Ну что, Винников, — прервав мысли пленника, захрипел фиксатый, — будешь говорить? Где ящеровский общак?

Делая вид сомневающегося мученика, Димыч молчал и только после того, как ублюдок несколько раз пихнул его ногой и угрожающе прошипел:

— Ну?.. Щас твоих сучек драть будут! — и взялся за мобильник, Винни как бы нехотя произнес:

— В сейфе, В подвале «Гермеса».

Череп поверил сразу и рассвирепел. Еще три часа назад он мог стать богачом, не явись туда инкассаторы, которых потом пристрелил Каравай. Теперь же возвращение в офис охранной фирмы граничило с самоубийством. Наверняка на месте преступления копошились мусора. Оглядев уже осоловевших от возлияний упырей, мясник решил перенести очередной захват «Гермеса» на следующую ночь.

«Если даже там будут дежурить ящеровские, за спинами Тихого и Винникова я прорвусь к бабулькам, пусть для этого придется положить всех, — думал несостоявшийся Бонапарт, еще не зная о скоротечной погибели большинства подонков. — Сейчас здесь делать нечего. Поеду вломлю Кинг-Конгу и, наконец, поставлю раком Винникову телку», — прикидывая, как будет ломать непокорную Марину, с вожделением размечтался ублюдок и беззубо, мерзко заулыбался.

— Стеречь, — приказал Череп наемнику, — и чтоб к завтрашнему вечеру все были трезвые! Упустите — замочу! — шипя, пригрозил он отморозкам.

— Шеф! Все будет нормально! — пьяно пообещал гранатометчик. Остальные упыри, пошатываясь, разбредались по подвалу, занимая места в углах и на лавках, не в силах справиться с навалившейся хмельной усталостью…

Скорбно скрипя, словно догадываясь, что участь хозяев предрешена, старая «копейка», в надрыве рассекая сыплющуюся с неба ледяную пыль, летела к центру города. Раздраженный ублюдок, на ходу набирая номера, тщетно пытался дозвониться до кого-нибудь из оставленных в засадах отморозков. Молчание мобильников его насторожило. Остановив авто у массивного старинного особняка, мясник, нетерпеливо прислушиваясь к злым импульсам собственного подленького сердечка, вглядывался в затемненные окна. Вспомнив непонятное мычание гориллообразного дольщика, он почувствовал опасность. Череп выбрался из авто и, приложив ухо к двери квартиры Винникова, прислушался. Гробовая тишина ему не понравилась, и он, вытащив волыну и нажав условным сигналом на звонок, проскользнул за шахту лифта…

Ожидающий вызванных на подстраховку двоих ящеровских пацанов Ма-карыч, пренебрегая предосторожностью, распахнул дверь и, обозревая пустынную площадку, тут же пожалел о проявленной беспечности. Костров успел отшатнуться, прежде чем Череп, увидевший его физиономию, нажал на курок. Вылетевшая из ствола пуля, раздирая Леркин спортивный костюм, обожгла плечо старикаши и впилась в толстую стену…

— Господь, видимо, за что-то обозлился на меня, подвергая второй раз за ночь смертельному испытанию, — бормотал раненый подскочившим к нему Рави-лю и Марине и в свойственной ему манере с сарказмом произнес: — Придется подать на него петицию в Организацию Объединенных Наций…