Сара Парецки - Горькое лекарство

– Нет, ты скажи, Виктория, что я сделала не так? Ведь только добра хотела дочке! Ну и что в этом плохого?

Попробуйте-ка ответить на такой вопросик.

– Каждый выбирает то, что ему по душе, – беспомощно проговорила я. – Конечно, нашим матерям мы кажемся маленькими. И все-таки мы все – разные люди.

Я не стала продолжать. Хоть и хотела сказать, что она сделала все наилучшим образом, но не для Консуэло. Впрочем, если бы Альварадо-старшая и прислушалась к моим словам, то это было не самое лучшее время для сентенций.

– И почему, почему именно этот ужасный парень? – запричитала она. – Ну был бы кто-нибудь другой, я бы поняла Консуэло. У нее, что, не было хороших парней? Такая прелестная, живая, она могла выбрать любого. Любого, кто хотел бы, хотел бы ее. Но вот вам: она выбрала этого подонка! Этот мусор! Ни образования. Ни работы. Благодарение Господу Богу, что ее отец не дожил до этих дней, не увидел все это.

Я ничего не сказала в ответ, зная, что благодарения Богу обернутся против Консуэло... «Да он бы в гробу перевернулся. Если бы не умер, уж это-то его бы доконало...» Сие «песнопение» я давно знала наизусть. Бедняжка Консуэло, в какую она попала передрягу... Мы посидели некоторое время в полном молчании. Что бы я ни сказала, ничто не утешило бы миссис Альварадо должным образом.

– А ты хорошо знаешь этого негра, этого доктора? – наконец произнесла миссис Альварадо. – Он хороший врач?

– Очень! Поверьте, уж раз не удалось привлечь Лотти, то есть доктора Хершель, то я выбрала бы только его...

Когда Лотти только открыла свою клинику, ее поначалу звали по-испански «эса юдиа» – «эта еврейка». Ну а потом не иначе как «доктор». Ныне же вся округа молилась на нее. К ней шли по всяким поводам: детский насморк, неурядицы на службе, увольнение... По моим предположениям, и Треджьер тоже станет «доктором».

Он вышел к нам в половине седьмого, сопровождаемый человеком в халате и священником. Лицо Малькольма посерело от усталости. Он подсел к миссис Альварадо и очень серьезно посмотрел на нее.

– Это доктор Бургойн, который занимался Консуэло, когда она сюда поступила, – представил он человека в халате. – Нам не удалось спасти ребенка. Мы сделали все возможное, но дитя было слишком слабенькое. Не могло дышать даже с респиратором.

Доктор Бургойн, белокожий, лет тридцати пяти, со слипшимися от пота черными волосами, не мог справиться с ходившими ходуном желваками. Свою серую докторскую шапочку он перекладывал из руки в руку.

– Мы подумали, – честно сказал он, что, если бы мы задержали роды, это причинило бы большой вред вашей дочери.

Мамаша проигнорировала его слова, хотя весьма категорически потребовала сказать, крестили ли ребенка:

– О да, да, – подтвердил священник. – Меня позвали тотчас же, как ваша дочь родила ребеночка. Она сама на этом настояла. Мы назвали девочку Викторией Шарлоттой.

У меня даже сердце екнуло. Кое-какие стародавние суеверия, связанные с именами и душами, приводят меня в трепет.

Я знала, что это нелепо, но почувствовала непонятную связь с умершей девочкой. И все оттого, что ребенок носил мое имя.

Священник сел в кресло рядом с миссис Альварадо и взял ее за руку.

– Ваша дочь – храбрая девочка, но она очень расстроена, в частности тем, что вы будете сердиться на нее. Не могли бы вы пройти к ней и сказать, что любите ее?

Миссис Альварадо встала, не сказав ни единого слова.

Она проследовала за священником и Треджьером в ту уединенную гавань, где нашла временное убежище Консуэло. Бургойн остался в посетительской, он не глядел на меня, вообще ни на кого не глядел. Он перестал тормошить шапочку, но его умное, я бы сказала, утонченное лицо выражало все, и это были неприятные мысли.

– Как она сейчас? – спросила я.

Звук моего голоса вернул доктора к действительности. Он слегка привстал.

– А вы их родственница?

– Нет, я их адвокат. А также их друг и приятельница доктора, лечащего Консуэло, – Шарлотты Хершель. Я привезла сюда девушку, потому что мы с ней ездили на фабрику. В дороге у нее начались схватки.

– Да, чувствует она себя неважно. Давление вдруг снизилось до такого уровня, что я испугался: как бы не умерла. Тогда-то мы и извлекли ребенка. Чтобы полностью сконцентрироваться на самой роженице, привести ее более или менее в норму. Сейчас она в сознании, положение стабильно, но я все же считаю, что кризис еще полностью не миновал.

Малькольм вернулся в посетительскую.

– Миссис Альварадо, – заявил он, – хочет забрать дочь в Чикаго, в госпиталь «Бет Изрейэль». Но я думаю, ее не следует сейчас перевозить. А вы как полагаете, доктор?