Микки Спиллейн - Пилот

— Тогда продолжай в том же духе. У тебя хорошо получается. А если твои поиски окажутся безрезультатными, ты сможешь сам для себя придумать интересный рассказ. Если же у тебя есть что-нибудь более конкретное для меня, то...

— Да, есть.

— Что?

— Майами переполнен людьми, настроенными против режима Кастро. Ты кого-нибудь из них знаешь? Они достаточно открыто действуют сейчас.

— Среди них есть такие, что обращаются с призывами к нашему правительству. У них имеется свое правительство, так называемое правительство в ссылке, и...

— О'кей. Тогда попытайся связаться с кем-либо из них. Выйди на самых влиятельных и посмотри, как можно увязать это все с бананами. — Ее взгляд буквально сверлил меня. — Ты ведь берешь откуда-то информацию. Откуда?

— По слухам. Человек, который обмолвился об этом и собирался давать показания перед специальной комиссией конгресса, убит.

— Это тот парень, Гонзалес, о котором сообщалось на прошлой неделе?

— Ага. Он переправился в лодке через залив и плыл около семи дней. Его подобрали в полубессознательном состоянии. Я была там в момент, когда его снимали со спасательного катера, и слышала, что он сказал это слово — «банан».

— Он же был голоден.

— Очень возможно.

— Предположим, ты станешь выяснять. Найдешь ли ты нужных людей?

Лоис пожала плечами, а затем кивнула:

— Я попытаюсь. Мы встретимся позже?

— Неподалеку от того места, где мы взяли напрокат машину, есть мотель «Парамаунт». Я буду там сегодня вечером.

На ее лице появилась улыбка.

— Там две комнаты, — произнес я.

Лоис тут же надула губы.

— Смежные, — добавил я.

Улыбка вновь заиграла на ее губах.

— Вот это мне нравится.

Придя в офис, я застал там Де Витта и попросил показать газетные статьи, касающиеся смерти Гонзалеса. В них сообщалось, что в тот день, когда Гонзалес не прибыл на слушание дела, его нашли мертвым в его спальне, в доме неподалеку от Вашингтона. Хотя полицейский и охранял здание, Гонзалеса задушили. В ходе расследования стало ясно, что убийца забрался по дереву, растущему во дворе, на второй этаж, выдавил стекло и, сделав свое дело, ушел таким же способом. Предполагалось, что убийца — один из фанатиков режима Кастро и что он ловко избежал встречи с полицией.

Де Витт сказал:

— Это не первый случай смерти.

— Да?

— Этот город наводнен людьми с обеих сторон. Они враждуют в открытую, порой не выясняя, за кого ты. К нашему счастью, они вершат расправы в своих кварталах. Но ситуация может обостриться в любой день.

— Безумство.

— Да. Между прочим, ты не нашел, кем был тот парень?

— Нет.

Де Витт пролистал несколько последних газет и из множества выудил одну. В ней на четвертой странице была статья о спасении и последующем убийстве Гонзалеса. В примечании сообщалось о том, что Гонзалес ранее работал на одну американскую промышленную фирму в Гаване, которая затем распалась.

Прочитав это, я спросил:

— Как это?

Он пожал плечами:

— До сих пор его представляли как крестьянина, ушедшего со своей фермы. Оказалось, что он инженер-химик. Хотелось бы мне знать, что он собирался рассказать комиссии.

— Не думаю, что его слова имели бы важное значение. Ведь в комиссии и так никого не слушают.

— Именно так и есть. Что-нибудь еще нужно?

— Где я могу найти этого рыбака?

— Который подобрал обломки самолета?

— Ага.

Де Витт попросил меня подождать и стал копаться в подшивках газет до тех пор, пока не обнаружил то, что искал, после чего вручил мне листок бумаги, на котором были записаны имя и адрес.

— Одна просьба, Фэллон... если ты узнаешь что-нибудь интересное, позвони мне, хорошо?

— Будет сделано. Спасибо тебе.

Питер Клод Сэтвози был худощавым, небольшого роста человеком, который провел большую часть жизни под палящими лучами солнца. Кожа на его лице, шее и руках была огрубевшей, коричневой от загара, с глубокими морщинами.

Старик сидел на краю своего автоприцепа, дымил трубкой и с откровенным удовольствием глядел на закат. Я обратился к нему с просьбой и рассказал о том, что ищу.

Старик с мудрым видом закивал головой. Наконец он докурил, поднялся и сказал:

— Я тоже интересуюсь этим, сынок. До сих пор никто не расспрашивал меня, а я сам не собираюсь попусту тратить время и рассуждать о том, что меня не особенно-то и касается.

— А мне расскажете?

Он выбил пепел из трубки и тут же принялся заново набивать ее.

— Я люблю говорить по существу, сынок. Однако до сих пор еще никто не давал мне такого повода. Ты хочешь узнать о том самолете, да?