— Если расскажу, у тебя могут возникнуть проблемы на работе.
— Если почувствую, что дело к тому идет, я тебя остановлю.
И Даффи выложил всё, что узнал с момента первого звонка Маккехни, который заставил его вылезти из постели. Рассказал, какие возникли версии, открыл смутные сомнения насчет Маккехни, пересказал то, что поведала Рене. Не стал скрывать тот факт, что интерес к Салливану подогревает его ничуть не меньше, чем желание заработать, помогая Маккехни. В конце Кэрол произнесла:
— По-моему, мне не стоит этого делать, Даффи, по-моему, не стоит.
— Почему?
— Из-за тебя я много потеряла. Четыре года возможного счастья.
— Это не из-за меня, а из-за того, кто меня подставил.
— Все равно, четыре года потеряно. Четыре года. Тот черный мальчишка, может, и был подсадной, но, — она с упреком взглянула на Даффи, впервые за много лет, — ты ведь сам его выбрал, так?
— Но мы же с тобой договорились.
— Уговор бывает разный. Иногда надеешься, что он будет соблюдаться, а иногда — наоборот, — Кэрол произнесла это почти что с горечью; и имела на это право. Она продолжала, стараясь не смотреть на Даффи. — А теперь ты просишь меня шпионить за людьми, с которыми я вместе работаю, чтобы ты мог получать двадцать фунтов в день у человека, который, судя по твоей информации, явный мошенник. И все для того, чтобы отомстить Салливану или кому-то другому из участка, кто тебя подставил. Месть — не лучший выход, Даффи.
— Говорят, месть — блюдо, которое подают холодным.
— Чушь, — горячо возразила Кэрол. — Месть пожирает тебя изнутри. Если хочешь остаться человеком, надо жить дальше. И мне надо жить дальше, — сказала она с неожиданной горячностью. — Последние четыре года особых радостей я не видела. Были приятные события, но, по большей части, я всего лишь функционирую. А делаю я это ради работы. Работу свою я люблю, Даффи, и ты должен это помнить, даже если мы это не обсуждаем. Может, мне в «Уэст-Сентрал» не все нравятся, я даже могу иметь кое на чей счет подозрения, но я не собираюсь оттуда уходить. Даффи, ты умудрился испортить мне жизнь четыре года назад, но больше тебе это не удастся.
— Так ты мне расскажешь, что сейчас творится на участке?
— Нет.
— Кто-нибудь готовит разборку?
— Нет, Даффи.
— Расскажешь, как ведет себя Салливан?
— Нет.
— Посмотришь для меня досье Большого Эдди?
— Нет.
— Тогда можешь сделать хотя бы вот что: будь добра, подожди, пожалуйста, посмотри для меня досье Маккехни, ведь если окажется, что в полиции он фигура известная, получается, что мне лучше завязать с этим заказом, может такое быть?
— Не воспринимай это как обещание, Даффи, а то вдруг придется его нарушить. Скажу только, что если я окажусь рядом с этим досье, и вокруг никого не будет, и никто никогда не узнает, что я его читала, тогда, может, попробую.
— Последняя просьба.
Вид у Кэрол был утомленный.
— Останься на ночь, пожалуйста.
Кэрол кивнула в знак согласия, направилась в ванную и открыла пластиковую коробку с надписью «Часы».
Утром следующего дня Даффи позвонил старому приятелю, специалисту по суперсовременным средствам слежения. Джеф Белл мог прослушать телефон, только взглянув; мог воссоздать голосовую карту из ничего; мог установить такую систему слежения, которая за три мили сообщала, что полицейская собака помочилась. Джефа нельзя было назвать кристально честным — уровень морали у него явно уступал уровню технической подготовки; хотя в тот единственный раз, когда полицейские подвергли его способности проверке и произвели обыск в квартире, их ждало неприятное потрясение: Белл до того напичкал собственную квартиру жучками и камерами, что через три дня в отделении получили многостраничный отчет с подробным посекундным описанием действий каждого из трех полицейских, побывавших в квартире. Он даже знал, что дюжий полицейский с черными усами одобрил фотографию девушки, висевшую над письменным столом. Через день после отсылки отчета Белл подал иск о нарушении границ частной собственности, нанесении ущерба и незаконном захвате собственности. После чего полиция почему-то потеряла к нему интерес.
— Джеф, это Даффи. Я тут связался с Центром, спрашивают, не мог бы ты закинуть пакет за бачок в средней кабинке, когда будешь выходить из мавзолея на Красной площади. Билеты на самолет будут утром.
— Ладно, Даффи, на этот раз не буду тебя записывать.
— Но ты ведь сейчас записывал?
Читать дальше