Уильям Хьёртсберг - Сердце Ангела

Я сел в лифт, не заботясь о том, что меня узнает старик лифтер. Поздновато уже было думать о таких мелочах.

Дверь Маргарет была опечатана, а замочная скважина залеплена полоской проклеенной бумаги. Я отодрал ее, подобрал отмычку и вошел, не забыв вытереть рукавом ручку двери.

Я включил фонарик папаши Крузмарка и запустил пробный луч в спальню. Кофейный столик, на котором лежало тело, убрали вместе с кушеткой и персидским ковром. На их месте остались их точные контуры, воспроизведенные посредством клейкой ленты. Из прямоугольника, заменявшего столик, по углам вырастали меловые руки и ноги, как будто на мультипликационного человечка надели бочку.

В гостиной мне делать нечего. Я прошел по коридору в опочивальню колдуньи. Ящики стола и картотечных шкафов украшала печать полицейского департамента. Я посветил фонариком на стол. Ни календаря, ни кучи бумаг не было, но оккультные книжки по-прежнему стояли рядком на своем месте. В конце книжного строя полированной костью блеснула алебастровая канопа.

Я взял ее и почувствовал, что у меня дрожат руки. Я несколько минут теребил крышку с трехглавым змеем, но она не поддавалась. В отчаянии я швырнул урну об пол, и она разлетелась вдребезги, словно стеклянная.

Среди осколков блеснул металл. Я схватил со стола фонарик. Цепочка свернулась кольцами, и в них поблескивал обычный набор солдатских жетонов. Я поднял ее и поднес к свету маленькую овальную пластинку. Колючий холод сжал мне сердце. Я провел ледяными пальцами по выпуклым буквам. Рядом с личным номером и группой крови были выбиты имя и фамилия: Ангел, Гарольд Р.

В кармане звенели жетоны. Я уперся глазами в ботинки лифтера и, как слепой, водил пальцем по выбитым буквам. Ноги как-то ослабли, но мозг работал с лихорадочной быстротой. Я пытался сложить все в одну картину, но кусочки мозаики не подходили один к другому. У меня мелькнула мысль, что все подстроено. Жетоны они мне нарочно подкинули. Папаша и дочка — кто-то из них был в этом замешан. Может, даже оба. А заправляет всем Цифер. Но зачем? Для чего?

На улице резкий холодный ветер вывел меня из оцепенения. Я бросил фонарик в урну и остановил проезжавшее такси. Прежде всего нужно уничтожить улики у меня в сейфе.

— На угол Сорок второй и Седьмой.

Я сел сзади, положив ноги на откидное сиденье, и такси поехало прямо, попадая на зеленый свет на каждом перекрестке.

В щели закрытых люков просачивались струи белого пара, как в последнем действии «Фауста». Джонни Фаворит продал душу Дьяволу, а потом захотел уйти от расплаты и принес в жертву человека, у которого было мое имя. Я вспомнил галантную улыбку Цифера. Что за шутки он со мной шутит? Что ему от меня нужно? Я помнил новогоднюю ночь на Таймс-сквер, помнил до мелочей, словно первую ночь своей жизни. Я был совершенно трезв посреди моря пьяных лиц, а мои жетоны были надежно упрятаны в кошелек, в кармашек для монет. Так их и украли, вместе с кошельком. А теперь прошло шестнадцать лет — и вдруг я нахожу их в квартире убитой женщины. Господи, что же это творится?

Таймс-сквер пылала неоновым чистилищем. Я ощупывал свой безобразный нос и пытался вспомнить прошлое. Французская артиллерия под Ораном одним залпом смела большую его часть. Остались крохотные обрывки воспоминаний. Порой о них напоминал случайный запах…

Все, хватит. Я понял, кто я такой.

Такси остановилось напротив сувенирной лавочки. В окнах моей конторы горел свет. На счетчике было семьдесят пять центов. Я сунул водителю доллар, буркнув, что сдачи не надо. Я надеялся еще успеть.

Я взбежал на третий этаж по черной лестнице: шум лифта мог выдать меня. В коридоре было темно, в приемной тоже, но сквозь пупырчатое стекло в двери пробивался свет из кабинета. Я достал револьвер и тихо вошел внутрь. Дверь в кабинет была распахнута настежь, прямоугольник света вылился в приемную на потертый ковер. Я переждал секунду, но все было абсолютно тихо.

В кабинете был разгром: письменный стол разворочен, ящики вверх дном, содержимое выброшено на пол. Помятый картотечный шкаф повален набок, глянцевые карточки сбежавших чад свернулись в углу, как осенние листья. Переворачивая упавшее вертящееся кресло, я увидел, что стальная дверца сейфа открыта.

Потом в голове у меня погас свет. Кто-то подошел сзади и ударил меня по затылку чем-то вроде бейсбольной биты. Я услышал резкий хруст и провалился в темноту.

Потом в лицо мне плеснули холодной водой, и я очнулся и сел, отплевываясь и мигая. В голове стучал молоток. Надо мной стоял Цифер, одетый во фрак, и лил мне на лицо воду из бумажного стаканчика. В другой руке у него был мой «смит-вессон».