Уильям Хьёртсберг - Сердце Ангела

От лечебных заведений меня тянет блевать: слишком долго я провалялся по госпиталям после ранения. Меня угнетает деловитая стерильность, яркий свет, резиновые подошвы безликих накрахмаленных санитарок, шелестящие вдоль коридора, пропахшего хлоркой. Здесь никогда ничего не меняется — до такой степени, что даже вынос судна возведен в ранг ритуала. Собственные больничные воспоминания накатили на меня душным ужасом. Клиники, как тюрьмы, все похожи одна на другую.

Дежурная оказалась незатейливо-миленькой девушкой в белом форменном платье с черной бирочкой, гласившей: «У. Ютти». В задней стене ее закутка был вход в комнату, заставленную картотечными шкафами.

— Здравствуйте. Слушаю вас.

Голос мисс Ютти был нежнее нежнейшего пуха из ангельского крыла. В толстых стеклах ее лишенных оправы очков отражался свет флюоресцентных ламп.

— Здравствуйте. Надеюсь, вы сможете мне помочь. Меня зовут Эндрю Конрой, я из Национального института здравоохранения.

Поставив на стол дипломат из телячьей кожи, я показал ей одну из моих фальшивок. Для этих целей я даже ношу с собой второй бумажник. Распрощавшись с Цифером, я зарядил в прозрачное окошечко соответствующую карточку — и вот я уже ученый.

Дежурная недоверчиво посмотрела на меня. Ее бледные глаза плавали за толстыми стеклами, словно пара тропических рыб. Мой мятый костюм и галстук с пятнами от супа не внушали доверия, но, по счастью, солидный дипломат достаточно веско говорил в мою пользу.

— Кто именно вас интересует? — мисс Ютти попробовала слегка улыбнуться.

— Да вы мне, наверное, сами подскажете. — Я убрал бумажник и оперся о стол. — Нас интересуют пациенты с невосстановимыми нарушениями мозговой деятельности, вызванными травмой. Я собираю информацию по частным клиникам. У вас ведь есть такой пациент?

— Имя-фамилия известны?

— Джонатан Либлинг. Вы не волнуйтесь, мы ничего разглашать не собираемся, в отчете даже имен никаких не будет.

— Минутку подождите, ладно? — Уютное существо с ангельским голоском удалилось в картотечную и выдвинуло нижний ящик одного из шкафов. Вскоре мисс Ютти вернулась с коричневой папкой, положила ее на стол и пододвинула ко мне.

— Да, был такой, только его давно уже перевели. Видите, тут написано: «Переведен в клинику для ветеранов в Олбани». Тут только общие данные, все его бумаги там.

Действительно, перевод был оформлен по всем правилам, и дата была проставлена: 5 декабря 1945 года.

Я выписал кое-что в блокнот.

— А кто был его лечащий врач?

Она потянулась за папкой, перевернула ее и прочла надпись:

— Доктор Фаулер, — она постучала пальчиком по буквам.

— Он у вас еще работает?

— Конечно. Он сегодня как раз дежурит. Позвать его?

— Если вам не трудно.

Еще одна натужная улыбка:

— Сейчас проверю, может быть, он занят…

Мисс Ютти прошла к селектору и склонилась над небольшим микрофоном. Ее тихий голос, усиленный динамиками, эхом улетел в даль коридора.

— Доктор Фаулер, подойдите, пожалуйста, к дежурной. Доктор Фаулер…

— А в прошлые выходные вы не работали?

— Нет, взяла отгул на несколько дней: у сестры свадьба была.

— Ну и как, букет поймали? [4] По поверью, девушка, поймавшая подброшенный невестой букет, выйдет замуж в этом же году.

— Куда там.

На матерчатых подошвах по-кошачьи неслышно и неожиданно подошел доктор Фаулер. Это был старик лет семидесяти, под два метра ростом, сутулый, почти горбатый. Голый череп его был еще кое-где прикрыт серо-седыми волосами. Коричневый костюм в елочку был ему здорово велик и висел на нем мятым мешком.

Мисс Ютти познакомила нас, и я повторил свою легенду, правда, на этот раз с небольшим дополнением:

— …Так что если у вас что-нибудь есть по Джонатану Либлингу, я бы вам был очень благодарен…

Доктор повертел в руках папку. Пальцы его дрожали: это могло быть и старческое, но мне почему-то так не показалось.

— Да, помню. Дело давнее, — сказал он. — В войну Либлинг работал в концертной бригаде. Тяжелый случай. Нервная система в порядке, никаких нарушений, но при этом он абсолютно не поддавался лечению. Держать его здесь смысла не было — деньги идут, а улучшений нет. Мы его перевели в Олбани: он же ветеран, государственная койка ему обеспечена до конца жизни.

— Значит, его теперь в Олбани искать?

— Вероятно, да. Конечно, если он еще жив.

— Ну все, доктор, спасибо, больше вас отрывать не буду.

— Пустяки. В общем-то, я ведь вам ничем не помог…