Дэвид Пис - 1974 - Сезон в аду

— То есть? А вот это, на хер, что такое, как ты думаешь?

Джек увернулся и поймал мой перевязанный кулак.

— Это они сделали? — спросил он, толкая меня обратно на стул, не сводя глаз с черного клубка на конце моей руки.

— Да, в свободное время между поджогами цыганских таборов, кражей судебно-медицинских фотоснимков и выбиванием признаний у умственно отсталых.

— Что ты мелешь?

— Вот так несет службу новая городская полиция Западного Йоркшира при поддержке старой доброй «Йоркшир пост», друга всех легавых.

— Ты совсем свихнулся.

Я допил скотч.

— Все именно так и говорят.

— Так ты прислушайся.

— Иди на хер, Джек.

— Эдди?

— Что?

— Подумай о своей матери.

— Что ты хочешь сказать, сука?

— Может, ей уже хватит проблем, а? Еще недели не прошло, как вы похоронили отца.

Я наклонился вперед и ткнул два пальца в его костлявую грудь:

— Ты мою семью не трогай.

Я встал и достал ключи от машины.

— Тебе нельзя садиться за руль.

— Тебе нельзя садиться за печатную машинку, но ты же садишься.

Он встал, держа меня за плечи.

— Тебя подставляют точно так же, как Барри.

— Да отпусти ты меня, мать твою.

— Дерек Бокс — это полный п…ц.

— Отпусти.

Он сел.

— Ну потом не говори, что тебя не предупреждали.

— На хер, — прошипел я, поднимаясь вверх по ступенькам, ненавидя его вместе со всеми его лживыми потрохами и вонючим миром, в котором он жил.

Шоссе М1, из Лидса на юг, обычное для семи вечера плотное движение, дождь со снегом начинает мелькать в свете моих фар.

По радио — Элвис, «Ты всегда в моих мыслях».

По скоростной полосе, бросая взгляды в зеркало заднего обзора, бросая взгляды налево, цыганский табор остался позади.

Переключая станции, избегая новостей.

Внезапно из темноты появился поворот на Кастлфорд, как грузовик, слепящий дальним светом.

Я рванул через три полосы, со всех сторон гудки и проклятия рассерженных лиц-масок, попавшихся в ловушки собственных машин.

На дюйм от смерти, думая: давай.

Давай.

Давай.

«Постучи в дверь…»

— Ты пьян.

— Я просто хочу поговорить, — сказал я, стоя на пороге дома номер 11 и готовясь к тому, что большая красная дверь сейчас захлопнется у меня перед носом.

— Тебе лучше войти.

Толстая шотландка из соседнего дома сидела на диване перед теликом и смотрела на меня.

— Он немного выпил, — сказала Пола, закрывая дверь.

— Ничего страшного, — засмеялась шотландка.

— Извините, — сказал я и сел на диван рядом с ней.

— Я принесу тебе чаю, — сказала Пола.

— Спасибо.

— Тебе еще налить, Клер?

— Нет, я сейчас уже пойду, — ответила она и пошла за Полой на кухню.

Я сидел на диване перед телевизором, слушая шепот, доносившийся из другой комнаты, глядя на танцующую степ девочку, для которой были открыты дома и сердца миллионов телезрителей. Прямо над ней Жанетт улыбалась мне с телевизора своей слабоумной улыбкой.

— Пока, Эдди, — сказала шотландка Клер уже от двери. Я хотел было встать, но не двинулся с места и только пробормотал:

— Да, спокойной ночи.

— Ага, и веди себя хорошо, — сказала она, закрывая за собой большую красную дверь.

С экрана раздались аплодисменты.

Пола подала мне кружку с чаем.

— Вот, возьми.

— Извини меня за все это. И за прошлую ночь, — сказал я.

Она села на диван рядом со мной.

— Забудь.

— Всегда так выходит, и потом вся эта чушь, которую я вчера наговорил, на самом деле я не хотел.

— Все нормально, забудь об этом. Не надо ничего говорить.

В телевизоре роботы-инопланетяне ели картофельное пюре быстрого приготовления.

— Мне не все равно.

— Я знаю.

Я хотел спросить ее о Джонни, но вместо этого поставил чашку и наклонился, притянув ее лицо к своему.

— Как рука? — шепотом спросила она.

— Хорошо, — ответил я, целуя ее губы, подбородок, щеки.

— Тебе совсем не обязательно это делать, — сказала она.

— А я хочу.

— Почему?

В телевизоре обезьяна в фуражке пила чай.

— Потому что я тебя люблю.

— Пожалуйста, не говори этого просто так.

— Это не просто так.

— Тогда скажи еще раз.

— Я тебя люблю.

Пола оттолкнула меня, потом взяла за руку и, выключив телевизор, повела наверх по крутой-прекрутой лестнице.

В Мамочкиной и Папочкиной комнате, в спальне, было так холодно, что мое дыхание превращалось в пар.

Пола села на кровать и начала расстегивать кофточку. Ее голое тело покрылось гусиной кожей.

Я толкнул ее назад, на пуховое одеяло, мои туфли упали на пол с глухим стуком.