Лео Мале: Нестор Бюрма в родном городе

– Это вернулись те, что из 75-го,– объясняет он.– Они уезжают в двенадцать.

А, ну ладно,– с облегчением вздыхает Брюера.

– Они хотят, чтобы я принес им в номер три бутылки виски. Они были с постояльцами из 78-го. Они не из кляузников. Наверное, хотят кутнуть напоследок.

– Ты тут не за тем, чтобы вычислять намерения клиентов,– говорит Брюера, приободрившись.– Удовлетворяй все их требования… по ночным расценкам, и хватит с тебя.

Жерар отправляется исполнять свои обязанности. Я допиваю свой стакан.

– Я в себя не могу прийти,– изумляется мой администратор, покачивая головой.– А мы все болтаем, бол-гаем, и я даже не поинтересовался, как ты поживаешь, как твои дела, ну и вообще…

– Нормально.

– Да, конечно. Я болван! Ясно, что твои дела в порядке, если ты останавливаешься в нашей гостинице. Ну и каким таким ветром тебя к нам занесло? Работа? Расследование какого-нибудь дела?

– Нет. Туризм. Или каникулы, если тебе так больше нравится. А также семейные обязанности. У меня ведь тут живут еще дядюшка и двоюродные братья.

– Представляешь, какой-то момент я думал, что ты тут по поводу этого дела… ну, этого забытого чемодана.

– Ничего подобного.

– Ну вот,– посмеивается вернувшийся Жерар.– Говорю вам, не очень-то они расположены дрыхнуть, обе эти парочки, там наверху.

Я встаю.

– Ну ладно, мужики, не знаю, буду ли я сам сейчас дрыхнуть или нет, но, во всяком случае, хотелось бы, чтобы мне показали мою берлогу.

Мы с Брюера еще раз осуществляем процедуру рукопожатий, затем Жерар подхватывает мой чемодан, а я следую за молодым человеком до 83-го по коридорам, погруженным в мягкий и таинственный полумрак, еще хранящий запахи женских духов. Мы скользим как тени по толстому ковру. В гостинице царит безмолвие. Если где-то на том или другом этаже хмельные весельчаки и потягивают сейчас вино, то делают они это без лишнего шума.

Посыльный, вновь соблюдая дистанцию, которую положено держать с клиентами, провожает меня в мой номер и перечисляет все его достоинства. Комфортабельный, почти роскошный, он предстает в самом соблазнительном виде: со своей ванной комнатой, с радиоприемником, заливающимся на камине, и с телефоном в изголовье кровати.

– Ну вот, месье,– говорит посыльный.– Спокойной ночи, месье.

Оставшись один, я смотрю на часы. Мне случалось ложиться и позже. Сна у меня ни в одном глазу. Возможно, другим тоже не спится. Разве Дорвиль не говорил мне, что и так слишком много времени упущено? Нужно знать, чего хотят люди. Кроме того, надо избавить его от необходимости понапрасну торчать на вокзале в 7.30, когда сам я буду в это время храпеть, если только улягусь сейчас. Я плюхаюсь на кровать, с записной книжкой в руке. Открываю ее на странице «Разное», куда я записал номера телефонов двух жителей этого города, позвонивших мне сегодня во второй половине дня… Л. Л. (это Лора Ламбер): 72-55-55; Ж. Д. (это Жан Дорвиль): 72-97-18. Беру телефон, и меня быстро соединяют с номером 72-97-18.

– Алло! – Не похоже, чтобы тот, кто мне отвечает, был только что разбужен, скорее это голос человека, удивленного тем, что его могли побеспокоить в такой час.

– Привет, Дорвиль,– говорю я.– Это Нестор Бюрма, я приехал раньше, чем предполагал.

– О!…

Он изрыгает в микрофон алжирское ругательство высокой степени экспрессивности, которое я, по цензурным соображениям, вынужден здесь опустить, и продолжает:

– …Так, значит, вы уже здесь?

– Совершенно верно. «Литтораль-Палас», номер 83.

– Да ну! А мы вас ждали только завтра утром, с первым поездом.

– Мы действительно так договаривались, но в последний момент я решил лететь самолетом. Из Орли в Ним по воздуху, а затем пересел на поезд и прибыл сюда, в Монпелье, в полночь. Сна у меня ни в одном глазу. Да и вы, похоже, в полной форме. Сегодня днем вы сожалели о потерянном времени. Короче, я подумал, что было бы неплохо, если бы мы могли немедленно поговорить об этом деле.

– Отлично. Вы говорите, «Литтораль»?

– Да. Это на…

– Я знаю. Я жил там несколько дней. Сейчас приеду. Я позвоню Дакоста, и мы вместе заглянем к нему. Мы его не побеспокоим. Он теперь почти не спит. До встречи.

Четверть часа спустя мы встречаемся с ним в холле.

Это малый с темными кожей и шевелюрой, с открытым лицом. То есть… открытым в обычное время. Сегодня выражение его лица искажено печатью глубочайших неприятностей. Я познакомился с ним в самый разгар алжирской заварушки. В тот период он был мне представлен одной из моих бывших клиенток (дело о разводе), некой Лорой Ламбер, рыжеволосой алжиркой, весьма соблазнительной, несмотря на несколько воинственные замашки, с которой он, по всей видимости, спал. Он доверил мне миссию разоблачить истинных организаторов вооруженного ограбления, совершенного в метрополии, ограбления, которое в благонадежных кругах приписывалось другим. Эти другие, приятели Дорвиля и Лоры, не были, конечно, невинными овечками, но, не будучи замешанными в это дело, хотели, по политическим соображениям, чтобы их непричастность стала известна. После того как я благополучно закончил расследование, они вместе с Лорой исчезли с моего горизонта. Унесенные вихрем – так я думал, распростившись с ними, без всякой надежды увидеться вновь. И лишь сегодня днем, когда они позвонили мне в мою контору в Париже, чтобы рассказать о некой Аньес Дакоста, я узнал, что они живы и по этой самой причине заново строят свою жизнь в моем родном городе, месте, где осели многие алжирцы. Им повезло. Если бы они устроились где-нибудь в другом месте, я, возможно, и не ответил бы на их просьбу о помощи.