Он сопровождает свою фразу ударом кулака по стоящему рядом верстаку и обводит взглядом присутствующих. Мусульманин одобрительно кивает головой. Остальные хмурятся.
Выслушав речь старого алжирца с совершенно непроницаемым видом, слепой начинает постукивать по земляному полу концом своей белой трости, как будто бы для того, чтобы лучше переварить услышанное. Немного помолчав, он произносит:
– Этого сыщика зовут Нестор Бюрма? Я где-то слышал это имя.
– Он здесь родился,– отвечает старик.– Сегодня в «Эко» о нем напечатана статья. Может быть, Андре вам ее читал.
– Нет. Мне знакомо это имя не оттуда.
– Может быть, вы его слышали в связи с одним вооруженным ограблением,– вставляю я.
Он поворачивает голову на звук моего голоса.
– Вооруженным ограблением?
– Совершенным в метрополии в начале 1962 года обычными уголовниками, решившими воспользоваться общей неразберихой. Я навел там порядок, оказав тем самым услугу Организации.
– Верно, черт подери! – восклицает парень, и его лицо светлеет.– Я помню это дело. Я также помню, что связь с вами тогда установил один из наших друзей. Было бы здорово, если бы вы назвали его имя.
– Лора Ламбер.
– Да, она самая. Ну, месье, я думаю, что после всего этого мы должны извиниться перед вами за перипетии этой ночи.
Он протягивает мне руку из своего вечного мрака. Я встаю и пожимаю ее. Старик ругается, еще раз ударяет кулаком по верстаку и, обведя присутствующих суровым взглядом, говорит:
– Ну, теперь вы видите, чертовы кретины! Просите прощения у этого человека и отправляйтесь спать. Вам надо отдохнуть.
Все встают с довольно пристыженным видом, кроме Дюратона, который выглядит так, как будто он не имеет ко всему этому никакого отношения. Мой похититель, невнятно пробормотав какие-то извинения, возвращает мне пушку. Прямо в его подбородок а-ля Муссолини я наношу ему свой фирменный удар снизу, который я уже давно приберегал для него. Он сносит его не протестуя, как должное. Никто даже не пикнул. Все уматывают.
Я остаюсь со старым алжирцем, капитаном Шамбором (так зовут слепого) и толстяком Андре – одновременно ординарцем, шофером и собакой Шамбора. Несмотря на случившееся, Шамбор изъявляет желание (зря звание капитана не дадут), чтобы я разъяснил ему некоторые обстоятельства исчезновения Аньес. Опуская детали, я говорю, что Аньес, несомненно, обнаружила предателя в том алжирском деле, но что сейчас я не могу сказать ни кто он, ни где он находится. Затем мне приходится признаться, что у меня нет определенного мнения о Дакоста, хотя он и является отцом Аньес.
– Здесь все считают его виновным,– говорит со вздохом Шамбор.– Это совершенное безумие. Которое в конце концов захватило и самого Дакоста. Я знаю его уже много лез. Я заходил к нему, как только приехал в этот город, два месяца назад. Он умолял меня не приходить больше к нему, говорил, что не хочет больше слышать о прошлом, что сам ни к кому не ходит, кроме некоего Дорвиля и той дамы, которую мы тоже с вами знаем, г-н Бюрма,– г-жи Лоры Ламбер. Вы говорите, что у вас нет определенного мнения о вашем клиенте и его роли. Да ведь и у меня тоже. Но только я, помимо глубокого убеждения, что Дакоста не способен на предательство, знаю еще кое-что. Видите ли, когда случилась эта заварушка, я, попав в лапы тайной полиции, находился в их штаб-квартире на вилле «Джемиля». Будучи в полубессознательном состоянии, я нечаянно подслушал интересный разговор, который вели между собой мои тюремщики. Речь шла об одном типе (к сожалению, имени не называлось), который выдал «Омегу», заработав на этом пятьдесят миллионов франков. Он, как я понял, был в это время на вилле. Днем, когда меня переводили из одного отделения в другое, в том месте, где один из коридоров поворачивал, я на какое-то мгновение увидел предателя. В то время я видел нормально. Мне этот человек был незнаком, к тому же я не очень хорошо разглядел его лицо, чтобы запомнить его. На нем была шляпа, надвинутая на глаза. В моей памяти сохранился лишь только общий облик этого типа. Нет смысла добавлять, естественно, что он совсем не похож на Дакоста…
После перевода в метрополию Шамбор был приговорен к довольно большому сроку тюремного заключения. Когда его срок уже подходил к концу, в тюрьме вспыхнул бунт, он был тяжело ранен в глаза осколками гранаты, брошенной кем-то из администрации. Тем не менее его слепота не была неизлечимой, и, освободившись из тюрьмы, он приехал в этот город на лечение к известному офтальмологу. Он очень надеется на то, что операция вернет ему зрение. А пока, приехав сюда, он попал к людям, умы которых до сих пор взбудоражены алжирским делом.
Читать дальше