Лео Мале - Туман на мосту Тольбиак

– Не знаю.

– Не больно-то много вы знаете.

– Я знаю, что он умер.

– Он был ваш родственник?

– Друг. Старый друг. Можно сказать, приемный отец.

– Чего он хотел от меня?

– Не знаю.

– Но он говорил вам обо мне?

– Да.

– И что же именно?

– Отдавая мне письмо, он сказал, что вы легавый, но не такой, как другие, порядочный, и что я могу доверять вам.

– Ну и как, вы доверяете мне?

– Не знаю.

– Да, не больно-то много вы знаете,– повторил я.

Она пожала плечами и тоже повторила:

– Я знаю, что он умер.

– Да. Во всяком случае, вы так утверждаете.

Она широко раскрыла глаза.

– Вы что, не верите мне?

– Послушайте, крошка… Кстати, у вас есть имя?

Слабая улыбка тронула ее красные губы.

– Вы и впрямь легавый,– заметила она.

– Не знаю. Гляди-ка, я уже повторяю вас. Нам нужно все-таки прийти к согласию. Мне что, нельзя спросить ваше имя? Но ведь Абель Бенуа сказал вам мое.

– Белита,– произнесла она.– Белита Моралес.

– Так вот, моя крошка Белита, я верю только в то, что увидел собственными глазами. Что, если этот самый Абель Бенуа никакой вам не друг, не приемный отец и уж не знаю кто там еще, а просто кому-то нужно, чтобы мы не встретились, несмотря на то что он позвал меня, а может, как раз потому, что позвал. Как вам такая схема? Я еду, вы объявляете мне, что он сыграл в ящик, и я поворачиваю назад. Но вот беда, я не из тех, кто поворачивает назад. Я упрямый и, если уж во что-то вцепился, не отпущу.

– Знаю.

– Ах, так хоть что-то вы все-таки знаете?

– Да. Он именно так и говорил о вас. Ладно, сходите гуда,– бросила она, потеряв надежду убедить меня.– Идите и увидите сами, пудрила ли я вам мозги, или он… вправду умер. Только моей ноги там больше никогда не будет. Я подожду вас на улице.

– Не пойдет. Мне кажется, мы еще не все сказали друг другу, и я был бы очень огорчен, если бы потерял вас. Вы составите мне компанию.

– Нет.

– А если я потащу вас силой?

Конечно, выполнить это было бы нелегко, но почему бы не попробовать припугнуть ее?

В глазах у нее вспыхнули мрачные огоньки.

– Не советую.

Платформа понемногу заполнилась людьми, ждущими поезда. Мы мало-помалу стали привлекать внимание. Надо полагать, видя, как мы тихо препираемся, некоторые думали: «Вот еще один доверчивый дурак попался на крючок». Возможно, они не так уж и ошибались.

– Ладно,– сказал я.– Я пойду один. Но в любом случае я вас найду.

– Вам не придется натирать мозоли,– с издевкой заметила она.– Я подожду вас.

– И где?

– Около больницы.

– Ну-ну,– усмехнулся я.

– Я подожду вас,– повторила она.

Она вся прямо ощетинилась, словно оскорбленная тем, что кто-то посмел не поверить ее словам.

Я резко развернулся и пошел вниз по лестнице, которая, проделав множество поворотов, привела меня к вокзалу. Когда я был уже по другую сторону ограды, на бульваре Опиталь, я бросил взгляд сквозь прутья.

Белита Моралес, если только это ее настоящее имя, медленно следовала за мной, засунув руки в карманы плаща, который она так и не застегнула, и с каким-то вызовом подставляя свою хорошенькую упрямую мордашку колючим стрелам дождя.

С каждым моим шагом расстояние между нами увеличивалось.

Последняя виденная мною медсестра звалась Джейн Рассел [4] Рассел Джейн (р. 1921) -американская киноактриса.– Прим. перев. . Это было в фильме, название которого я забыл, а рассказывалось в нем про людей в белом, желтокожих детишек в малярии и девиц в техниколоре, которых сценарист заставил пройти огонь, воду и медные трубы. Джейн Рассел излечивала всех подряд, кроме зрителей, которых она, напротив, ввергала в сильнейшую горячку. Но та, к которой я обратился в коридоре Сальпетриер возле десятой палаты, ничем не напоминала свою кинематографическую коллегу, чью сексапильность халатик только усиливал. Эта же была корявая, без зада и буферов, точьв-точь каких и встречаешь в унылой действительности,– одним словом, подлинное лекарство от любви. И при этом одета была, как все представительницы этой почтенной профессии, то есть выглядела, хотя все на ней сверкало чистотой, так, что в голову почему-то приходила мысль о неаккуратно скатанном тюке грязного больничного белья.

– Простите,– остановил я ее. Я хотел бы повидать одного вашего больного. Его зовут…

Она с неудовольствием воззрилась на потухшую трубку, которую я держал во рту, и отрезала:

– Здесь запрещено курить.

– Она не горит.

– Ах вот как? Очень хорошо. Так что вы сказали?