Ричард Пратер - Ранчо смерти [= Двойник мертвеца]

Только троих участников можно было бы назвать профессионалами, и зрелище того, как они пытались укротить диких скакунов, заставляло кровь остывать у меня в жилах. Одного из наездников лошадь выбросила из седла, и он взлетел вверх футов на восемь, а потом шмякнулся на землю с таким звуком, что было слышно, несмотря на рев зрителей. Он приподнялся, но потом снова упал. Двое парней едва успели унести его с арены, прежде чем лошадь смогла проломить ему голову копытом.

После этого начались наши с Эдом состязания, и, наблюдая за неуклюжими действиями наших конкурентов, я постепенно утвердился в мысли, что, по крайней мере, не уступлю им. Первый участник промахнулся, бросая лассо, и сам свалился с лошади, вызвав смех зрителей. Второй-таки заарканил телка, но очень долго не мог повалить его на землю. В конце концов ему это удалось, а потом он связал ему ноги и победным жестом вскинул руки над головой под одобрительный рев и смех трибун. Зрителей собралось не меньше сотни и веселились они от души.

Участников состязаний вызывали в алфавитном порядке, и вот наступил черед Флинча. После него должны были выступить еще трое, а потом Скотт, то есть я.

— Ну, я пошел, — сказал Эд. — Пожелай мне удачи, Скотт.

— Ясное дело. А мне не нужно сообщить им, на какой лошади я выступаю или что-нибудь еще…

— Ничего не нужно, — ответил он. — Я обо всем позаботился.

— Ты? Ну, прекрасно. На ком же я поеду, на диком быке?

Он ухмыльнулся.

— Разумеется, нет. Я беседовал с мистером Кординером, он мне сказал, что вчера ты ездил на Мегере, и у тебя не было с ней никаких проблем. Поэтому я договорился, что выступать ты будешь на ней.

— Ну, спасибо, коли так. — Я все никак не мог отрешиться от своей недоверчивости к Эду.

— Ну, не мог же я допустить, чтобы ты оказался в невыгодном положении, Скотт.

— Понятно.

Он махнул рукой и отчалил, а я стал внимательно наблюдать за ним, так как хотел точно знать, что мне предстоит. Слева от нас уже на самой арене располагался маленький загончик, в котором находилась лошадь до тех пор, пока не выпускали теленка. В загон провели каурую лошадь, и Эд, взобравшись на изгородь загончика, осторожно опустился в седло.

Он был готов начинать. Девушки и я напряженно замерли, слегка наклонившись вперед. Теленка выпустили, и он побежал вперед, потом из загончика вырвалась каурая лошадь. Эд, держась одной рукой за луку седла, другой размахивал над головой веревкой. Слегка нагнувшись к холке лошади, Эд испустил воинственный клич, и я вынужден был отдать ему должное — выглядел он довольно лихо. Первая его попытка заарканить телка окончилась неудачей, однако на этих состязаниях любителей, профессиональные правила не действовали, и участник мог повторять свою попытку, пока не надоест. Поэтому Эд свернул веревку и снова отважно погнался за теленком.

На этот раз он ухитрился набросить веревку на шею животному, кое-как слез с лошади, споткнулся, ухватил теленка и начал с ним бороться. Теленок оказал Эду весьма упорное сопротивление, но в конце концов Эд повалил его, спутал ему ноги веревкой и радостно вскинул руки над головой.

Все мы орали и аплодировали, да, даже я, а Эд, прихрамывая, направился к нам. Он уже подходил, когда диктор объявил его время: две минуты и восемь секунд. Это было лучшее время дня и, хотя я слышал, что профессионалы управляются с этим делом за десять-одиннадцать секунд, в это было трудно поверить.

Прежде чем Эд успел дойти до нас, девушки издавали мне несколько ценнейших советов: я должен был заарканить теленка с первого же броска, ехать быстрее, чем Эд, ехать медленнее, чем Эд, быстрее слезать с лошади, чтобы сэкономить время, осторожнее слезать с лошади, оставаться на лошади и так далее и тому подобное.

Следующий участник свалился с лошади и сломал себе руку.

К тому времени, как настала моя очередь, рекорд Эда оставался непобитым, а я смирился с тем, что маленький серебряный кубок будет вручен Эду. Но идти на попятный я уже не мог, поэтому я обреченно поднялся со своего места.

Я стоял около загончика. Моя лошадь находилась уже в нем. Я полез на изгородь, разглядывая лошадь, прежде чем сесть в седло. Да, это была Мегера, вся угольно-черная, за исключением белого пятна на лбу, старушка Мегера.

— Мегера, старушка, — ласково проговорил я, стараясь установить с ней взаимопонимание. Раньше Мегера частенько участвовала в таких состязаниях, и, хотя теперь ее использовали только как верховую лошадь, я надеялся, что она вспомнит, что нужно делать, так как на себя я не очень надеялся.