Саймон Керник - Для смерти день не выбирают

Разумеется, я опоздал.

Входная дверь была распахнута настежь. Незваный гость ушел. Надо отдать должное — он не только отключил свет, но и, отсидевшись в подсобке, включил его и лишь потом преспокойно покинул дом.

Я закрыл дверь и повернул защелку. О том, чтобы пуститься в погоню, не могло быть и речи. Потом отодвинул штору и осмотрел окно. Расходы Эмме предстояли немалые, поскольку менять нужно было целую раму, но, в общем, ущерб оказался не столь уж и велик. Армированное стекло вполне выдержало бы еще пару ударов кирпичом, так что срочного ремонта не требовалось.

Убедившись, что все более или менее в порядке, я отыскал мешок для мусора в одном из кухонных ящиков и поднялся наверх.

Эмма сидела в кресле у стола и смотрела на пустой монитор. «Кольт» она куда-то убрала, и лицо ее, усталое, с потухшими глазами, внезапно постарело и выглядело, пожалуй, даже больше чем на тридцать. Даже волосы утратили блеск. Страшноватая маска все еще лежала на кровати.

Я осторожно поднял ее и повертел в руках. Неприятная, что и говорить, вещица — с крохотными, глубоко вырезанными глазами, злобно глядящими из-под соломенных волос. Грубая, даже неряшливая работа. В целом заурядная, совершенно неоригинальная, традиционная африканская маска — найти такую можно в любом из сотни магазинчиков, разбросанных по всему Лондону. Я положил ее в мешок, связал ручки и поставил мешок к стене.

— Тот, кем вы сейчас занимаетесь, его ведь зовут Николас Тиндалл, не так ли?

Эмма повернулась, посмотрела на меня в упор и сказала вдруг нечто такое, что действительно повергло меня в шок.

— Теперь я знаю, кто вы.

Она произнесла это безо всякого страха или триумфа, устало и обыденно, как будто констатировала нечто очевидное. Наши взгляды встретились, и я понял, что врать и изворачиваться бессмысленно. Эмма знала. Я промолчал.

— Ваше лицо показалось мне знакомым уже при первой встрече, — продолжала она, переводя глаза на невидимую точку у меня за спиной, — но я никак не могла вспомнить, где же могла видеть его раньше. После того как вы солгали, представившись частным детективом, появились уже серьезные подозрения. Но только когда вы выхватили этот проклятый револьвер, я поняла, где и когда видела вашу фотографию. Три года назад о вас писали многие газеты. Деннис Милн, полицейский и наемный убийца. — Она сделала ударение на последних словах, и я прикусил губу. — Вас вспомнили и потом, когда писали об убийстве Малика. Упоминалось, что вы работали с ним когда-то. Так вы из-за него здесь?

Я кивнул:

— Да. Из-за него. Мы были друзьями. Не хочу, чтобы его убийцам это сошло с рук, чтобы они разгуливали на свободе.

— Но ведь вас разыскивают за убийство. Вы рискуете буквально всем. Зачем вам это нужно?

Я пожал плечами:

— Иногда мы все совершаем поступки, которых и сами не понимаем.

Эмма устало провела ладонью по лицу, и я вдруг увидел перед собой симпатичную, живую, энергичную девушку, вовлеченную против воли в крайне неприятную и даже опасную ситуацию. Захотелось подойти к ней, обнять, прижать к себе, погладить по головке и сказать, что все будет хорошо, что дела не так уж плохи. Соблазн увидеть ее прежней, веселой и жизнелюбивой, был настолько велик, что я уже сделал шаг к ней, когда Эмма задала вопрос, не просто остановивший меня, но и больно резанувший по сердцу.

— Вы обратились ко мне за помощью, но что помешает вам убить меня, когда все закончится и я стану вам не нужна? — тихо спросила Эмма.

Что и говорить, тяжелый удар. Больно сознавать, что даже по прошествии трех лет мир видит в тебе опасного преступника, парию, кровожадного зверя. Тем более что представление это не вполне справедливое и верное.

— Сердце у меня не каменное, — сказал я наконец. — Да, за мной много такого, чем не приходится гордиться. Я совершал поступки, о которых сожалею. Но я и пальцем не тронул никого, кто бы сам не напросился на неприятности. У меня нет ни малейшего желания причинять вам вред. Можете поверить. — Эмма промолчала. — Если хотите, позвоните в полицию, сообщите, что видели меня, но я прошу не делать этого. Я приехал сюда, чтобы выяснить, кто стоит за убийством Азифа Малика, и вы хотите того же, а значит, наши интересы совпадают.

— Я уже не знаю, чего хочу, — горько усмехнулась Эмма. — После всего этого… Я не акула пера, а самая обычная мелкотравчатая журналистка, работающая в заурядной, ни на что не претендующей газете. Почему они выбрали своей мишенью именно меня?