Богдан Сушинский - Фельдмаршал должен умереть

— Что касается Морского Пехотинца, то у нас существует джентльменская договорённость: на виллу «Орнезия» склоки наших правительств, а также различия политических курсов и идеологий не распространяются. Поэтому вопрос: не хотите ли вы, господин Скорцени, направить сюда своего представителя? Под видом дезертира или ещё каким-либо.

— Вы в этом заинтересованы?

— Я заинтересована в том, чтобы в этом разведывательно-диверсионном монастыре Германия была представлена не менее достойно, нежели все остальные воюющие и невоюющие ныне страны. Кстати, замечу, что часть сокровищ Роммеля пойдет на содержание этого «разведмонастыря». Соответствующая договорённость с прелатом Бенини, руководителем ватиканской разведки и большим почитателем Муссолини, уже существует.

На сей раз Скорцени взглянул на княгиню с искренним уважением: идею создания международного «разведмонастыря» она и в самом деле решительно претворяла в жизнь. В отличие от него, закоренелого фантазёра-мечтателя.

— В таком случае в ближайшее время у вас появится один мой надёжный сотрудник, русский полковник.

— Уже интригующе.

— Но это не красный, а белый русский.

— Почти экзотика, — продемонстрировала свой холодный аристократический восторг Мария-Виктория. Но после войны ни абвера, ни СД, ни гестапо уже не будет. Рейха тоже. Кого же он будет представлять этот ваш русский белогвардеец? Службу безопасности русского правительства в изгнании?

— Он будет моим личным представителем. Но об этом не должен знать никто, кроме вас. Для всех остальных он будет представлять белую русскую армию генерала Семёнова, её разведку. И пусть вас не смущает его чин полковника, на самом деле Курбатов ещё достаточно молод, хотя и успел пройти по тылам красных от Маньчжурии до линии Восточного фронта. Вполне естественно, что такому человеку понадобятся и политическое убежище, и просто какой-то приют. Мы не можем допустить, чтобы диверсанта такого уровня власти Италии выдали сталинистам, которые, конечно же, этого потребуют. Поэтому он появится у вас под чужими документами, и вы получите еще одного офицера собственной службы безопасности, храброго и на всё готового.

— Так, может быть, вы и фамилию его назовёте?

— Полковник Курбатов. Полковник, князь Курбатов.

— Князь? — загорелись глаза Марии-Виктории, которая всегда тянулась к аристократической среде. — По легенде или по жизни?

— Боже упаси: никакой легенды. Истинный князь, с древними аристократическими корнями, — знал об этой её слабости Скорцени. — Перед отъездом оставлю вам газету, в которой вы прочтете о его рейде по тылам сталинистов. Это впечатляет.

— Надеюсь, статья не была сопровождена фотографией полковника?

— Не была, естественно.

— Проследите, чтобы его фотография не появлялась ни в одной газете, а досье на него из германских архивов перекочевало в архив «разведмонастыря Орнезия». К тому же я согласна с вами: никто не должен догадываться, что полковник — ваш личный агент.

— Может же и у нас с вами оставаться хоть какая-то тайна. Исключительно на двоих.

— Причём замечу: не моя вина в том, что такой тайны до сих пор не появилось.

— Справедливый упрёк.

Бургдорфу вдруг вспомнился слух, просочившийся из окружения фюрера о том, что, якобы, арестовывая адмирала Канариса, бригаденфюрер Шелленберг тоже по-рыцарски предоставил ему возможность бежать. Сделано это было, дескать, совершенно демонстративно. Оставив сопровождавшего его эсэсовца на первом этаже особняка, он предложил шефу абвера подготовиться к аресту в таких условиях, при которых тот мог без особого труда улизнуть или, что ещё проще, покончить жизнь самоубийством. При этом Шелленберг, известный в ставке фюрера ещё и под кличкой «Красавчик», сильно рисковал, поскольку после любого из этих «уходов» мог возникнуть вопрос об аресте самого бригаденфюрера.

Но адмирал такой возможностью не воспользовался, «великодушно» отдав себя в руки правосудия. К его поступку в СД и рейхсканцелярии относились по-разному: одни одобряли, считая, что как офицер он обязан был предстать перед судом, чтобы попытаться защитить свою честь и честь своего рода; другие же, наоборот, рассматривали этот его поступок как проявление непрофессионализма, который, собственно, и погубил в своё время абвер.

Значит, говорили они, у шефа военной разведки не оказалось в запасе ни одной надёжной явочной квартиры, ни одного заранее подготовленного где-нибудь в городском подполье или в горах «лежбища», ни одного пограничного коридора, по которому он мог бы уйти за пределы рейха. Но в таком случае грош ему цена как разведчику, а тем более шефу разведки.