Богдан Сушинский - Фельдмаршал должен умереть

— Разве что это будет поместье фельдмаршала… — не задумываясь, развеял загадочность его намерений обер-полицейский.

— Что, уже кто-то пытался связаться с ним до нашего приезда? — настороженно поинтересовался генерал.

— Несколько раз. Но не сегодня.

— И кем оказался последний любопытствующий?

— Некий морской офицер. С ним беседовал дежурный полицейский, на всякий случай проверивший у старого морского бродяги документы. Они оказались в порядке.

— Как давно это было? — вмешался в разговор гестаповец.

— Дня четыре назад.

Гестаповец понимающе кивнул. Морской бродяга появлялся здесь до появления у поместья его людей. Поэтому он тотчас же пожелал встретиться с дежурившим в тот день полицейским.

Что-что, а связь действовала здесь с сугубо германской беспрекословностью. Уже через минуту адъютант фюрера терпеливо дожидался, пока к аппарату позовут фельдмаршала Роммеля. При этом он движением головы выставил начальника участка за дверь.

— Это вы, Эрвин? — решил Бургдорф сразу же установить доверительные отношения с будущей жертвой.

— Здесь фельдмаршал Роммель, — глухим, неокрепшим голосом представился владелец поместья. — С кем имею честь?

— Мне не хотелось бы заподозрить тебя в том, что отказываешься узнавать старых фронтовых друзей. Пусть даже по голосу. С генералом Бургдорфом, адъютантом фюрера, ты имеешь дело, Эрвин. С кем же ещё?

— Бургдорф? — всё тем же резковатым, официальным голосом переспросил Роммель. — Это ты?

— Что неоспоримо, — ответил генерал своей всем известной фразой:

— Вот теперь узнал, — без особой радости констатировал Лис Пустыни. — Не так уж часто эти самые старые фронтовые друзья находят время, чтобы дозвониться до меня. Не говоря уже о желании проведать. Поэтому не знаю, стоит ли радоваться твоему звонку.

— Не стоит, — буднично посоветовал Бургдорф, стараясь не встречаться взглядом с несгибаемым судьей из Суда чести вермахта. И тоже перешёл на официальный тон: — Однако желание проведать вас, фельдмаршал, у меня и в самом деле появилось.

— Обо мне уже вспомнили в ставке фюрера?

— Вспомнили, фельдмаршал, вспомнили.

— Это обнадёживает, — как-то безинтонационно пробормотал Роммель.

— Однако о воспоминаниях потом. Как вы себя чувствуете?

— По-солдатски. Жду дальнейших приказаний.

— Ответ истинного фельдмаршала.

— Мне следует ждать вызова в ставку главнокомандующего?

— Не следует. Ждать следует меня.

Слышно было, как Роммель удивлённо хмыкнул, и понадобилось несколько секунд, прежде чем он удосужился спросить:

— И когда именно прикажете ждать?

— Прямо сейчас.

Роммель запнулся на полуслове и натужно прокашлялся. Он тянул время, не зная, как реагировать на эту новость.

— Что-то произошло? Фюрер решил направить ко мне столь высокопоставленного гонца? — в голосе его явно проскальзывали нотки тревоги.

— Война, господин Роммель. А на войне постоянно что-то происходит.

Уклончивый ответ адъютанта фюрера Лису Пустыни явно не понравился.

— Где вы сейчас находитесь? — сухо поинтересовался он.

— В получасе езды от вашего поместья.

— И только теперь решили предупредить о своём визите?! — недовольно проворчал Роммель. — Странные теперь у вас в ставке манеры, генерал.

— Кстати, я не один. Со мной генерал Майзель.

— Какой еще генерал Майзель?

— Из Суда чести. Чин генерала он получил совсем недавно.

— Из Суда чести?! Любопытно. Таковой ещё существует?

— И будет существовать до тех пор, пока существует рейх.

Бургдорф умышленно упомянул о принадлежности Майзеля к судьям этого суда. Таким образом он уже готовил фельдмаршала к будущему трудному разговору о его дальнейшей судьбе. Лис Пустыни должен был всё понять ещё до того, как они встретятся.

— Мы тут были по делам и решили, что коль уж оказались так-близко от вашего имения… Так что, если у вас найдётся бутылка хорошего французского коньяку…

— Напрасно вы упомянули обо мне, — едва слышно произнёс Майзель и, демонстрируя своё недовольство, нервно прошелся перед ним взад-вперёд.

— Всю оставшуюся жизнь мне суждено пить только французский коньяк, — молвил Роммель. — Из старых парижских запасов, которые служат мне теперь горьким напоминанием.

Прежде чем ответить, Бургдорф молитвенно взглянул на потолок, словно призывал в свидетели Господа, ангелов и всех существующих духов. В эти минуты ему было искренне жаль несостоявшегося «наполеона Германии», одного из лучших полководцев рейха. Да, из лучших, с какой бы завистью он и прочие генералы ни воспринимали эту очевидную истину.