Богдан Сушинский - Фельдмаршал должен умереть

— О важности этой операции, — резко прервал его Скорцени, — уже всё сказано фюрером. Так что говорите по существу.

— Для меня это полнейшая неожиданность, но… только что я получил приказ поступить в ваше полное распоряжение.

Скорцени замялся, покряхтел в трубку, затем вдруг произнёс:

— Я знаю, как минимум, десяток всевозможных «шмидтов», каждый из которых мнит себя бароном. Так не могли бы вы объяснить, с кем именно имею честь?

«Он что, настолько измотан венгерскими событиями, что действительно не может понять, с кем говорит, или же это всего лишь один из способов унизить равного себе по чину?», — задался естественным в этой ситуации вопросом бывший боксёр, воинственно настраиваясь на поединок, пусть даже словесный. Однако, вспомнив, что беседует-то он со Скорцени, с ответным ударом решил повременить.

— Я — тот самый оберштурмбаннфюрер фон Шмидт, с которым связана одна важная страница в биографии фельдмаршала Роммеля. Как, впрочем, и ваши воспоминания о Корсике.

— Так это вы, Шмидт?! — и резкий, гортанный голос Скорцени зазвучал вызывающе. Трудно было предугадать, чем закончится этот разговор уже в следующую минуту. — Тогда какого дьявола?!

— Как я уже доложил: мне приказано поступить в ваше распоряжение.

— Вы забыли добавить, что для вас это стало приятной неожиданностью. Именно приятной. Тем более что сам я и приказал вам поступить… в моё распоряжение. Что вы так таинственно приумолкли, великий первооткрыватель корсиканского побережья?

«Как же он позволяет себе говорить со мной?!» — вновь мысленно возмутился барон фон Шмидт, но не настолько, чтобы решиться приструнить начальника диверсионного отдела РСХА.

— Кажется, вы последний из корсиканских корсаров фельдмаршала Роммеля? — спросил тем временем обер-диверсант рейха.

— И что скрывается за этими словами?

— А то, что только позавчера на Восточном фронте геройски погиб известный вам обер-лейтенант Кремпке, ювелир и сын известного ювелира, знаток бриллиантов и прочих драгоценностей. Причем погиб, хотя и нелепо, но… вполне геройски.

«Значит, цепь скоропостижных и нелепых «геройских» гибелей корсиканских корсаров Роммеля всё ещё продолжается! — извлёк важную для себя информацию фон Шмидт. — Так стоит ли пополнять число неудачников?». А вслух произнёс:

— Всем нам будет не хватать Кремпке. Особенно Роммелю. Разве не так?

— Завтра, в десять утра, жду вас у себя. По поводу пропуска можете не волноваться. И никаких псалмопений по поводу Корсики и Роммеля, барон; никаких псалмопений!

— В десять буду у вас, оберштурмбаннфюрер, — опыт общения со Скорцени подсказывал последнему из корсаров Роммеля, что лучшая из одежд, в которые ему стоит сейчас рядиться, — тупоголовая смиренность.

— Советую до этого времени никуда не отлучаться из своего номера. В девять утра вам позвонит мой адъютант гауптштурмфюрер Родль. Он подскажет, каким образом добраться до меня.

— Но я уже был у вас.

— Были, — безмятежно согласился Скорцени. — Но очевидно только, что вы не всё поняли. Для начала советую прочитать сегодняшние берлинские газеты. — И повесил трубку.

— Дерь-рьмо! — с аристократической вальяжностью излил душу барон фон Шмидт. — Скорцени, Родль, корсиканские сокровища фельдмаршала — всё дерь-рьмо!

Немного успокоившись, барон вспомнил о том, что обер-диверсант посоветовал ему просмотреть сегодняшние газеты. Что он имел в виду?

Спустившись в фойе, он купил у дежурного три свежие газеты и, настороженно оглядываясь по сторонам, не следит ли кто-либо за ним, вновь поднялся к себе, на третий этаж отеля. Но, прежде чем открыть дверь, поразился, увидев на первой полосе портрет фельдмаршала Роммеля в чёрной рамке.

— Да, господин е-е… оберштурмбаннфюрер, — со скорбной миной на лице проговорил проходивший мимо штатский, с виду какой-то средней руки чиновник, внимательно присматриваясь к плетеным квадратам на левой петлице френча [32] Офицеры войск СС в чине до штандартенфюрера (полковника) СС носили знаки различия не на погонах, а на левой петлице френча. — Примеч. авт. барона, — Германию постигла ужасная беда: скончался фельдмаршал Роммель. Наш народный маршал.

— Он что, погиб?!

— Нет, просто, по-человечески скончался. Очевидно, дала знать о себе недавняя рана.

— Какая еще рана?! — уставился на него Шмидт. — Рана у фельдмаршала была такой, что с ней он мог прожить ещё сто лет.

— Неужели? В это трудно поверить, особенно когда речь идет о Роммеле! Впрочем, вам виднее, господин оберштурмбаннфюрер, вам виднее… — предостерегающе выбросил руки вперед штатский. — Но кто бы мог предположить, что Роммель способен просто так, взять и умереть?!