Богдан Сушинский - Фельдмаршал должен умереть

— В душе, Нантино, в душе… Или для вас это вообще непостижимо?

— Когда я вижу перед собой оголенную женщину, всякая мысль о ее душе представляется мне кощунственной. Спасает только то, что никакой членораздельной мысли в эти мгновения у меня, как правило, не возникает.

— Вот именно, «членораздельной», — передразнила княгиня, подплывая поближе к мужчине. — И хотя произнести это вслух она не решилась, Нантино и сам понял, что странный диалог с Марией-Викторией подошел к той опасной черте, за которой ему то ли следует — обласкав и изнежив — позаботиться о теле женщины, то ли найти в себе мужество вспомнить о ее… душе.

Искоса взглянув на Сардони, он почему-то нервно поправил кобуру пистолета, словно опасался, что выходить отсюда придется, отстреливаясь последними патронами.

— Что это вы так растерялись, храбрейший из моих «тело хранителей»? Успокойтесь, в бассейн нырять вам не придется. Любовь посреди волн для меня уже пройденный этап. Но вы все же разденьтесь.

— То есть? — Сардони понятна была растерянность офицера: до сих пор она ни разу не давала ему повода даже помышлять о близости с ней. Тем не менее, настоятельно посоветовала: — Разденьтесь, «тело хранитель», разденьтесь. Видите, вон там, в углу, матрасы? Так не поленитесь же, расстелите любой из них.

— Но сюда могут войти.

— В какой последовательности вам всё это видится: вначале вы расстелите матрас, а потом закроете дверь и разденетесь или вначале разденетесь, а уж потом позаботитесь о двери?

Ничего не ответив, Нантино подошел к оградке, за которой покоились обшитые прорезиненной тканью матрасы, и один из них перенес поближе к «омывальнице» княгини.

Увидев это, Сардони вышла из бассейна на противоположную от Нантино сторону и, растирая смугловатое тело длинным полотенцем, направилась к брачному ложу. К тому времени Нантини уже разобрался с дверью, и теперь, стоя в трех шагах от матраса, нервозно пытался разобраться с одеждой, что оказалось для него почти непосильным.

Подойдя к ложу, девушка бросила на него свой теплый халат, затем ступила на него и подождала, пока смирившийся со своей судьбой офицер приблизится.

— Странно всё это, мой «тело хранитель», — по-своему подбодрила его Мария-Виктория. — Судя по всему, несмотря на рекомендации, полученные по поводу вас от самой «папессы», я, очевидно, вынуждена буду разочароваться.

Только напоминание о Паскуалине вывело итальянца из какого-то странного оцепенения. Передернув плечами так, словно освобождался от пут, он опустился перед Марией-Викторией на колени и обнял за ноги.

— Не заставляйте меня разочаровываться в вас, мой преданный, искушенный в любовных делах «тело хранитель», — простонала она уже тогда, когда поняла, что повода для истинного, а не притворного разочарования этот страстный сицилиец ей не даст. — Только не заставляйте разочаровываться.

Это были счастливые минуты ее женской самоуверенности. Она и мысли не допускала, что мужчина может разочароваться в ней. А ведь раньше такой грешок за ней водился: комплексовала.

Потом, уже возлегая на матрасе, Сардони не раз вспоминала прозрачные намеки Паскуалины и весьма сожалела, что не прислушалась к ним сразу же, невозвратимо потеряв уйму времени.

Однако прошло несколько дней, и все повторилось. После еще двух столь же страстных возлежаний в руке княгини вновь появился пистолетик.

— Никогда больше, — сказала она Нантино. — Даже думать не смейте. По глазам догадаюсь, что мечтаете о близости со мной, тотчас же пристрелю.

— В таком случае уже сейчас можете повнимательнее присмотреться, — хватило у сицилийца мужества достойно выйти из игры, — и со спокойной совестью стрелять.

Как и предыдущие, встреча эта происходила в крытом бассейне, поскольку у них обоих просто фантазии не хватало заниматься любовью еще где-либо.

— Гнусный «тело соблазнитель», — мелочно отомстила ему княгиня.

— Боже упаси, никаких греховных помыслов.

— Соблазнитель, — еще более решительно настояла на своём Сардони. — И таковым были всегда по отношению ко всем, вами совращенным.

— Но так хорошо, как с вами, мне было впервые.

— Мне тоже. Тем более что мне с вами… вообще было впервые.

— Тогда в чём дело? — появился в глазах Нантини тот проблеск надежды, за который в него действительно хоть сейчас можно было разрядить всю обойму.

— Именно в этом… что мне с вами таким вот способом вообще было впервые…