- Значит, хотите еще стаканчик, - сказал бармен, ехидно улыбаясь. - Вы думаете, мне больше нечего делать? Неужели не понятно, что в такой поздний час я могу думать только о своих ногах? У меня в них словно иголки.
- Это намек? - произнесла крашеная блондинка пронзительным, под стать своим пережженным волосам, голосом.
Женщины захихикали, а мужчина обнял их обеих.
- Вы говорите так, - сказал бармен, - так говорите, как будто думаете, что мне платят деньги за то, чтобы я стоял тут перед всякими и поил их виски. А между тем я страшно мучаюсь ногами.
Это был седовласый и грузный человек. Его брюхо висело поверх ремня и, когда он двигался, болталось, как огромное вымя.
- Генри, надо попробовать похудеть, - сказала блондинка. - Сбрось немного веса и разгрузи свои ноги.
- Ладно, ладно, - произнес бармен. - Вы получите, что просите. Но предупреждаю, что виски в этом баре - самое скверное по эту сторону от фермы. - Он нацедил три стаканчика из бутылки без этикетки и поставил на стойку.
- Генри, ты должен в этом разбираться, - сказала блондинка.
Я постучал по стойке двадцатипятицентовой монетой.
- Кому-то не терпится, - сказал Генри. - Когда кто-то теряет терпение, это действует мне на нервы. А если я нервничаю, то ни на что не гожусь.
- Бутылку пива, - бросил я.
- Посмотри-ка на мою руку, - сказал Генри. - Она дрожит как осиновый лист. - Он вытянул большую серую ладонь и улыбнулся, глядя на нее. - Говоришь, пива? - Затем вынул бутылку из холодильника, откупорил и подвинул ее по стойке ко мне. Но посмотрел на меня с неприязнью. - В чем дело, у вас нет чувства юмора?
- Есть, но я сдал его на хранение в другом городе. Продолжайте забавлять своих друзей.
- Вы приезжий, не правда ли? Может быть, вы не знаете, как у нас тут принято разговаривать?
- Я учусь быстро.
- Быстро этому не научишься.
- Тут принято подавать стаканы для пива? Я бы воспользовался стаканом.
- Оливкового или вишневого цвета?
- Просто сунь туда палец, когда будешь наливать.
- Наливайте сами.
Взяв бутылку и стакан, я уселся за столик у стены. На меня смотрел старик, сидевший за соседним столом, перед ним стоял стакан пива. Лицо его заросло щетиной, совершенно белой на щеках и верхней губе, а на шее она отливала сталью. Когда я налил пива в стакан и поднес его к губам, то старик приподнял свой стакан и подмигнул мне.
Я улыбнулся ему, перед тем как выпить, и тут же пожалел об этом, потому что он встал и направился к моему столу. Бесформенное коричневое пальто свисало с его плеч, и он двигался как мешок с лохмотьями. Старик плюхнулся на соседний стул, положил на стол изъеденные молью рукава, наклонился ко мне и слащаво улыбнулся ртом, в котором не было и следа зубов. От него несло пивом и старостью.
- Не всегда было так, - сказал он. - Но в общем-то жизнь начинается в шестьдесят пять лет.
- Вам шестьдесят пять лет?
- Шестьдесят шесть. Да, я знаю, что выгляжу старше, но инсульты, что я перенес, ослабляют человека. Первый чертовски потряс меня, но я все-таки выкарабкался. Второй был настоящий. Я до сих пор не владею левой рукой, возможно, никогда не смогу ее восстановить.
- У вас забавный повод сказать, что жизнь начинается в шестьдесят пять.
- Великий Цезарь, не в этом объяснение! Моя жизнь началась в шестьдесят пять лет совершенно по другим причинам. Именно тогда я получил право.
- Получили право на что? Голосовать?
- Получил право на пенсию по старости, сынок. С тех пор я стал сам себе хозяин. Конец понуканиям, хватит лизать зады, теперь это не для меня! Никто у меня не отнимет эту пенсию.
- Это здорово, - заметил я.
- Это замечательно. Это самая прекрасная вещь в моей жизни.
Он допил свое пиво, и я заказал ему еще бутылку.
- Кто был вашим хозяином до того, как вы получили пенсию?
- Можете себе представить, что они со мной сделали?! - воскликнул старик. - И это случилось, когда я еще не мог ходить после второго инсульта. Они поместили меня в сельский приют, где за мной никто не ухаживал, кроме сожителей по комнате. Мне сказали, что все больницы переполнены. У меня еще не зажили заработанные там пролежни. А потом они не хотели давать мне пенсию по старости, даже когда подошло время.
- По какой же причине?
- Видишь ли, сынок, я не мог документально подтвердить свой возраст. Ты можешь подумать, что достаточно взглянуть на меня, чтобы убедиться, что я стар, но, оказывается, этого недостаточно. Я родился на ферме, и отец не зарегистрировал меня, поэтому мне не дали свидетельства о рождении. Я бы оказался как в открытом море без весел, если бы не помог господин Аллистер. Он занялся моим делом, люди поручились за меня, и дело в шляпе. Теперь у меня свой уголок под лестницей на складе, и никто не скажет "пшел отсюда".
Читать дальше