Фелис Пикано - Приманка

— Вы очень добросовестны, — сказал Дорранс, забирая у Ноэля конверт и изучая его содержимое.

— Мне нечего было делать, а Рик и так в запарке.

С аварии на углу прошло два часа, и хотя Ноэль уже успокоился, он никак не мог выкинуть Флендерса из головы.

Дорранс тщательно просмотрел бумаги, но заняло это совсем немного времени, словно память у него фотографическая.

Ноэль воспользовался этой паузой, чтобы снова его рассмотреть. Что-то было в Доррансе отталкивающее, даже если не он стоял за всеми этими смертями и искалеченными жизнями. Он был холоден, деловит, очень осторожен, неизменно вежлив и тактичен, говорил всегда по делу и очень складно. Ничего необычного, ничего такого, что могло бы выдать в нём кого-то большего, чем сделавший карьеру дипломат или успешный госслужащий. Именно это и пугало: его заурядность, скучность, эта его предсказуемая ухоженность, современная стрижка и одежда. Никакого воображения. Вот, точно. В нем не было ничего исключительного; во всяком случае, ничего такого, что бросалось бы в глаза. Ноэлю он напоминал выцветшую копию Уилбура Бойла, заведующего его кафедрой. Они бы с Бойлом поладили, подумал Ноэль. Вели бы длинные и неискренние беседы — они одного поля ягоды.

— Похоже, тут все в порядке, — сказал Дорранс, поднимаясь со своего места. Он закрыл конверт и убрал его в ящик стола. — Не хотите выпить?

Такое он предлагал впервые.

— Конечно, — согласился Ноэль.

Может, Лумис и прав, чем больше Ноэль крутится поблизости, тем больше на него обращают внимания.

Дорранс отдал распоряжение по интеркому, и они поднялись на лифте в большую гостиную на основном этаже, где Окку, дворецкий, как раз расставлял напитки на кофейном столике.

— Поставьте какую-нибудь музыку, — предложил Дорранс. — Я не знаю толком, что там есть. Обычно её выбирают Эрик или Алана.

Стереосистема, которую Рэдферн установил у себя дома, была великолепна. Она состояла из предусилителя, радиоприемника, двух вертушек под пластинки, двух катушечных и одной кассетной деки, которые подключались к десяткам колонок, расставленных по всему дому и огромных усилителей мощностью в несколько тысяч ватт, расположенных где-то в подвале. Вся техника управлялась с помощью сенсорных панелей: глазу представали всего лишь гладкая черная поверхность и едва обозначенные на ней границы клавиш. Электроника была рэдферновской марки — наверняка самой последней и дорогой модели.

Он выбрал кассетную копию той пленки, которую буквально на днях доставили в «Хватку», длилась она час. Он отрегулировал громкость и вернулся к Доррансу, который сидел в кожаном кресле-качалке и смотрел на сад.

— Эрика и Аланы сегодня, похоже, нет дома? — спросил Ноэль, пытаясь завязать разговор.

— Они улетели на Бермуды на несколько дней.

Ноэль сел.

— Вот почему сегодня так тихо.

— Они и их друзья иногда бывают ужасно шумными, — согласился Дорранс почти с тоской, как показалось Ноэлю. — Расскажите мне о себе, Ноэль.

Ноэль едва не поперхнулся водкой с тоником. Ну вот, началось.

— Нечего особенно рассказывать.

— Вы ведь не глупый молодой человек. Образованный. Какое у вас образование? Закончили колледж? — Ноэль утвердительно кивнул, и Дорранс продолжил: — И, тем не менее, вы работает в баре. Почему?

— Вы уже второй, кто меня сегодня об этом спрашивает. Наверное, можно назвать это разочарованием в академических кущах.

— Понимаю, — ответил Дорранс, но убежденности в его голосе не было. — Продолжайте.

— Ну, я «вышел из чулана» пару лет назад, на Побережье. — Ноэль врал с легкостью, слова лились сами собой — так хорошо он их отрепетировал и так часто в последние дни повторял. — Я решил тогда, что мне надоело лицемерие. Решил, что буду жить по-своему, и это не везде пришлось ко двору. Последним, что меня держало, был мой любовник, из Беркли. Когда я от него ушёл, порвалась последняя ниточка, связывавшая меня с моей старой жизнью. Поэтому я приехал в Нью-Йорк.

Дорранс задумался. Купился, подумал Ноэль. Проглотил наживку вместе с леской и удочкой.

— И вам нравится работать в баре?

— Нормальная работа.

— Вам нравится иметь дело с публикой один на один?

К чему он клонит?

— Конечно, это не идеал, — сказал Ноэль, — но пока я не разберусь, что для меня идеально, это вполне сойдет.

— Я спрашиваю вас об этом потому… собственно, может быть, вы мне скажете, почему я задаю вам все эти вопросы?

Ноэль не знал, не завели ли его, без его ведома, в какую-то ловушку, не выдал ли он что-нибудь такое, что совершенно не собирался говорить. Казалось, он целую вечность сидит, держа в руках бокал, глядя на Дорранса и чувствуя себя куском льда, который оставили таять на дорогом ковре. Что Доррансу известно? Какого черта ему надо? Притормози, сказал себе Ноэль. Успокойся. Отвечай ему.