Фелис Пикано - Приманка

— Естественно, я должен буду ознакомиться со всеми материалами вашего дела.

— Естественно, мистер Руссо, — откликнулся Парнелл устало. — Я уверен, мистер Кирш будет счастлив предоставить в ваше распоряжение весь богатый объём улик, которыми мы в настоящее время располагаем.

Эндрю Кирш будет представлять доказательства против Лумиса на внутриведомственной комиссии. Комиссар объяснил Ноэлю, что Кирш — подающий большие надежды юрист и давний недруг Руссо.

— Вы понимаете, Лумис, — обратился к нему Парнелл, — что в свете всего происшедшего, ваше подразделение будет распущено немедленно, начиная с этого момента?

Рыбак вышел из своей задумчивости и кивнул. Это был один из немногих моментов с тех пор, как они вошли в эту комнату, когда стало видно, что он слышит обращённые к нему слова. Большую часть времени он смотрел куда-то поверх головы Руссо, мимо двоих охранников, словно пытаясь рассмотреть происходящее за маленьким, забранным решёткой окном.

Повисло молчание. Даже стенографистка перестала щёлкать на своей машинке. Казалось, все наслаждаются тишиной. Ноэль вздрогнул, когда где-то внизу печально просигналил автомобиль.

— Что касается залога… — начал Руссо, наклоняясь над столом. Стенографистка опять защёлкала клавишами.

— Боюсь, это невозможно, — ответил Парнелл.

— Мы предъявляем ему серьёзные обвинения, — добавил Кирш.

— Тогда вам придётся подготовить официальный обвинительный акт, — заявил Руссо.

— Не придётся, — отозвался его противник. — Всё это внутриведомственные вопросы.

— Все предварительные обвинения связаны с деятельностью департамента полиции, — сказал Парнелл. — Злоупотребление фондами департамента, заговор с целью лишить жизни офицера полиции…

Он не стал договаривать, чувствовалось, что вся история вызывает у него отвращение.

Они только что прослушали кассету, присланную Присциллой Вега, особенно финальную часть, записанную на перекрёстке: там Лумис и человек по имени Джи договаривались о суммах и времени выплат. Даже несмотря на шум оживлённой центральной улицы, их разговор был слышен отчётливо. Неоспоримо. После их слов все в комнате ещё долго молчали.

Ноэль отпил ещё кофе из пластикового стаканчика, слушая, как полицейские адвокаты спорят из-за процедурных тонкостей. Но долго этим интересоваться не получалось. Он знал, что должен оставаться здесь, пока не уйдёт Парнелл. Он знал, что является ключевым свидетелем. Ему не нужно было ничего говорить, кроме «да» и «нет». Но пока что его свидетельство было самым изобличительным. А теперь, пока они обсуждали технические подробности на профессиональном жаргоне, он рассматривал Лумиса.

Не прямо, а чуть-чуть искоса, как смотрят на звёзды в ночном небе, чтобы смутный далёкий силуэт сделался более чётким.

Рыбак абсолютно ничем не отличался от того человека, которого Ноэль впервые увидел в заброшенной федеральной тюрьме или — эта встреча была более памятной — сидящим у себя на кухне поздним воскресным утром, покачиваясь в кресле и читая спортивную секцию «Таймс», прежде чем сделать Ноэлю предложение — которое совсем не было предложением. Теперь кресло-качалка исчезло, квартира полностью переменилась. Ноэль и сам так изменился, что не мог вспомнить, что думал тем утром. Только Лумис остался прежним.

Когда Парнелл сказалу Ноэлю, что ему придётся приехать сюда и встретиться с Лумисом лицом к лицу, он чуть было не отказался, так велик был его страх перед этим человеком после всех ужасов, случившихся на рассвете. Но комиссар говорил убедительно. Он и так уже слишком долго ждал; он хочет прижать Лумиса немедленно! Ноэль слишком устал, чтобы по-настоящему сопротивляться, и к тому же, напомнил он себе, теперь он свободен от контроля.

Вопреки собственным ожиданиям, войдя в комнату и увидев Рыбака, он не почувствовал неодолимой ненависти или отвращения. Возможно, потому что Лумис сам держался с какой-то жутковатой отстранённостью. А может быть потому, подумал Ноэль, что за последние шесть часов он испытал столько самых разнообразных и острых эмоций, что уже неспособен ничего чувствовать. Даже нервные окончания можно перегрузить стимулами, и тогда их чувствительность притупляется. Но всё же ему было отчаянно любопытно, о чём может думать Лумис, пока вокруг него громоздят обвинения.

Внезапно оказалось, что все остальные уже на чём-то сошлись; они начали вставать, собирать документы и кейсы. Ноэль тоже встал.