— Хорошо, Ли, почему вдруг такая срочность?
«Этакое ласкательное имя», — подумала Тутс.
— Ненавижу, когда ты зовешь меня Ли.
— О, извини, я забыл…
— Меня зовут Леона.
— Да, Леона, я же сказал: извини.
Молчание.
— Вот мы и встретились, почему такая срочность?
— Я хотела должным образом попрощаться.
— Я думал, что весь прошлый вечер был посвящен должному прощанию. Леона, если ты намерена… затягивать до бесконечности…
— Нет. Я же знаю, что ты хочешь покончить с этим.
— Я уже покончил с этим, Леона.
— Да, я знаю. Но я — не покончила.
— Куда мы едем?
Она делала левый поворот на автостоянку при муниципальном центре Хэйли. Большие рекламные щиты извещали об автомобильной выставке на следующей неделе. Грузовики, легковые автомобили, трактора…
— Поговорим здесь.
— Мы могли бы поговорить и по пути. Я не понимаю, почему…
— Я не люблю разговаривать и одновременно вести машину.
Тутс въехала за ними на стоянку. Там было припарковано несколько автомобилей. «Служащие», — предположила Тутс. Среди них какой-то желтый грузовик-пикапчик. Мужчина в рабочем комбинезоне шел по диагонали через стоянку по направлению к автомобильному бюро, расположенному на противоположной стороне улицы.
Леона остановила машину. Тутс проехала вокруг стоянки, обогнула центр, а потом припарковалась так, чтобы видеть «ягуар», рядах в трех от него. Рискованно, быть может, но ей хотелось записать каждое слово этого разговора на пленку, а если бы она поставила машину слишком близко позади них, то, возможно, привлекла бы еще больше внимания. Машина, припаркованная на виду, не выглядела подозрительной.
— Ну, хорошо, давай поговорим, — снова голос доктора. — Ты говоришь, что хотела поговорить, так давай…
И внезапно молчание. Тутс повернулась к магнитофону, думая, что там что-нибудь не в порядке. Катушки вращались, и ручка громкости стояла в положении «включено».
— Что это такое, Леона?
Голос Уэйда Ливингстона или кто он есть, черт подери. Тутс и раньше слышала такие интонации: человек пытается говорить спокойно, а сам на волосок от паники.
— Ну, и как это выглядит, ничего?
— Убери револьвер, Леона, сию же минуту!
Он старается выглядеть спокойным, но паника бьет ключом.
— Я же тебе сказала, что хочу закончить это должным образом.
«Черт подери, — подумала Тутс, — да ведь она собирается пристрелить его!»
— Ты сказал, что хочешь покончить с этим, Уэйд, ну, вот давай и покончим.
Тутс была уже на полдороге к их машине. Она бежала, а они ее не видели. Доктор, Уэйд Ливингстон, судорожно пытался открыть дверцу со своей стороны, а Леона сжимала револьвер обеими руками, как это делают женщины-полицейские в рекламных телероликах. «О, Господи, не убивай его!» — взмолилась Тутс и, уцепившись за ручку дверцы «ягуара», рывком распахнула ее. И хотя они не были знакомы, она назвала ее по имени: «Леона!» — и завопила: «Не надо!» Она схватила ее за плечо и потянула к себе, надеясь, что револьвер не выстрелит случайно и не проделает этакую здоровую дырку в голове доктора.
— Я Тутс Кайли, — сказала она. — Отдайте мне револьвер.
Она протянула руку. Револьвер в кулаке Леоны дрожал.
— Отдайте его мне, хорошо, Леона?
А Уэйд Ливингстон, вжимаясь спиной в дверцу машины, смотрел на все это словно загипнотизированный.
— Кто вы? — спросила Леона.
— Я же вам сказала, Тутс Кайли. Отдайте мне эту штуку, ну пожалуйста.
Леона колебалась.
— Ну, давайте же, Леона, — сказала Тутс. — Есть более подходящие способы, поверьте мне.
Леона посмотрела ей в глаза.
— Вы офицер полиции? — спросил доктор. — Если так, то я хочу выдвинуть обвинение против…
— Вы полагаете, вашей жене это понравится? — спросила Тутс, действуя исключительно по наитию. И лицо доктора побледнело.
— А вот я так не думаю, — сказала Тутс.
Туман над водой начинал рассеиваться и рваться, и сквозь него уже проглядывал горизонт. Элиза сидела рядом с матерью, обессиленная своей обличительной речью с признанием в убийстве. Она поставила знак равенства между своей любовью к Джонатану Пэрришу и неким фильмом сомнительной направленности, и вот теперь она сидела, втиснув свои руки в руки матери, словно кадры этого фильма все еще мерцали и мерцали на экране ее сознания.
— Мисс Брэчтмэнн, — сказал Блум, — возвращались ли вы в дом Пэрриша в какое бы то ни было время после дня убийства?
Типичный голос полицейского. Ровный, лишенный эмоций.
Читать дальше