Микки Спиллейн: Зарубежный криминальынй роман. М. Спиллейн, В. Каннинг

— Привет, папаша.

Именно так и сказал.

Будто кто-то дернул его усы вверх. Очень широкая улыбка, которая, впрочем, сначала затрепетала, не зная, стоит ли ей появляться, но, появившись, выглядела вполне радостной, обнажила тридцать два вставных зуба.

— Бог ты мой! Джони Макбрайд! Джони, мальчик…

— Давно не виделись, не так ли, папаша?

По его лицу я не мог понять, что творилось у него в душе. Но, по крайней мере, в одном я был уверен — он узнал меня.

— Боже мой, да, да, — согласился он.

— Что в городе?

Пытаясь удержать улыбку на лице, он клацнул зубами.

— Как обычно. Ты… собираешься остаться?

— Ненадолго.

— Джони…

Я подхватил чемоданчик.

— Увидимся, папаша. Я устал, весь в грязи и хочу завалиться в постель на всю ночь.

Мне не хотелось оставаться тут слишком долго. Отныне я должен контролировать каждое слово, разговаривая о вещах, деталей которых я не знал. Я был похож на слепого, идущего по канату над пропастью. Один неверный шаг мог стоить жизни.

У газетного киоска я купил пачку «Лаки Страйк» и жевательную резинку, взял сдачу с доллара и вернулся на платформу. Там я стоял в тени, жуя и покуривая, глядя, как разворачивается и уезжает автобус, который привез меня сюда. Я понимал, что я должен начать то, ради чего приехал в этот город, даже если бы я и не хотел этого.

Но я хотел. Я никогда еще ничего так не хотел на свете. Даже просто думать об этом было уже приятно, и мое ощущение я мог сравнить разве только с тем, что испытывает изголодавшийся человек, жуя толстый сочный кусок отличного мяса. Однако кое у кого, а точнее у троих, кусок скоро застрянет в горле.

Один из них умрет. Другому будут сломаны руки — так, что он больше никогда не сможет держать ни ножа, ни вилки. Третий будет избит, и следы побоев останутся на теле на всю оставшуюся жизнь.

Впрочем, не третий — третья, потому что это будет женщина.

Угол здания отбрасывал более густую тень. Неожиданно там что-то зашевелилось и превратилось в человеческую фигуру, которая немного постояла, широкая и высокая, а потом шагнула в полосу света. Я увидел мощного мужчину, начинающего толстеть, но еще не слишком много потерявшего от своей былой силы и ловкости. Свет из окна упал на его лицо, осветив крупные черты и окурок сигары во рту. На нем была новая широкополая шляпа с узенькой ленточкой, какие носят на ранчо, но его костюм выдавал в нем городского жителя и шел бы ему, если бы один из карманов брюк не оттопыривал револьвер.

— Огоньку не найдется, приятель?

Я чиркнул спичкой и дал ему прикурить. Лицо, которое и так казалось вырубленным топором, ко всему прочему имело еще и злобное выражение. Он кивнул, я задул ее и, прежде чем выбросить, по привычке для верности раздавил пальцами уголек головки, чтобы убедиться, что в нем не осталось ни искорки тепла.

— Надолго в город? — Он выпустил дым прямо мне в лицо.

— Может быть, — сказал я.

— Откуда ты?

— Оклахома. — Я тоже выпустил дым ему в лицо, и он закашлялся. — Нефтяник, — добавил я.

— Здесь нет работы для тебя.

— Кто это сказал?

Мне показалось, что он собирается мне врезать. Он сделал какое-то движение рукой, но оказалось, что он показывает сверкнувший серебром значок на черной кожаной книжечке.

— Я это сказал.

— Ну и что?

— Мы не любим приезжих. Особенно безработных из Оки. Через двадцать минут уходит автобус. Тебе лучше сидеть в нем.

— Что случится, если меня в нем не будет?

— Если ты в самом деле интересуешься, я покажу тебе.

Моя сигарета упала и рассыпала искры по асфальту. Я тут же отступил в тень, а он остался на свету и щурился, стараясь рассмотреть меня в темноте.

— Мне в самом деле интересно, — сказал я.

У всех грубиянов есть одно любопытное качество. Они всегда могут определить, кому можно хамить, а кому нет.

— Даю тебе двадцать минут, — повторил он. Кончик его сигары превратился в красную вишенку, когда он затянулся.

Подъехало и затормозило такси. Я подхватил чемоданчик и подошел к машине. Водитель, молодой парень с зачесанными назад волосами, оглядел меня с ног до головы, пока я открывал дверцу. Я сказал:

— В город.

Коп шагнул на мостовую. Парень посмотрел искоса и спросил:

— Чем будешь платить?

Мне пришлось вытащить комок бумажек. Порывшись в двадцатках и полусотнях, я наконец нашел пару долларов и бросил их на сиденье рядом с ним. Он быстро сунул их в карман и неожиданно стал весьма любезен.

— В город так в город, дружище.