— Каждая женщина много знает. Разве вы не убедились в этом на собственном опыте?
Мне нравился ее острый ум, хотя она и отказала мне в информации. Я широким жестом обвел и дом, и сад, и розарий, и проем в живой изгороди, через которую умчалась Харриет.
— Вы считаете, что я должен продолжать действовать, учитывая все это?
Она ответила серьезно:
— Полагаю, так было бы лучше. Марку необходим человек, который направлял бы его и советовал ему, хотя он и не любитель выслушивать советы. Мне понравилось, как вы только что ликвидировали кризис, который мог обернуться чем-то кошмарным.
— Хотел бы я, чтобы ваш муж тоже это понимал.
— Он понимает, уверена, что понимает, но не хочет признать… Вы нам очень помогли, мистер Арчер, и вы окажете нам еще одну услугу, оставшись с нами. Выясните все, что вам удастся, о Дэмисе. Если вы сможете выдать ему справку «совершенно здоров» в моральном отношении, Марк незамедлительно примирится с этим браком.
— Вы не предлагаете мне обелить его любой ценой в глазах вашего мужа?
— Нет, конечно. Я заинтересована узнать правду, какой бы она ни была. И все. А теперь, если вы меня извините, я думаю, мне надо пойти и позаботиться о муже. В эти дни, похоже, моя основная обязанность — держать его за руку и уговаривать.
Вообще-то она не жаловалась, но я услышал в ее тоне признаки недовольства.
Когда Изобел отошла от меня, удивительно стройная в своем полотняном платье, я уличил себя в том, что пытаюсь определить ее возраст. Если она знакома с Блэквеллами с того времени, как Харриет была крошкой, и познакомилась с ними через своего мужа, значит, она вышла за него лет 20 назад. Это говорило о том, что сейчас ей больше сорока.
Ну что ж, мне тоже.
Я воспользовался ключом, чтобы войти в пляжный домик, в большой комнате наверху ничего не изменилось, не считая черной золы в камине от сожженной бумаги. Она рассыпалась в пыль, когда я до нее дотронулся. Картина осталась на мольберте, кое-где поблескивали сырые места. В свете, проникающем сквозь стеклянную дверь, синее кобальтовое пятно, которое Дэмис при мне добавил на холст, показалось мне чьим-то глазом.
Я стал отступать от картины, стараясь ее понять, но так и остался в недоумении. Спустившись вниз, я прошел в большую спальню. Двери шкафа были распахнуты, внутри ничего не осталось. Так же, как и в комоде, в ванной комнате, где на крючке висело лишь несколько чистых полотенец. Задняя спальня тоже оказалась опустошена.
Все же я вернулся в большую спальню и принялся все осматривать самым тщательным образом. Корзинка для бумаг была пуста, видимо, именно ее содержимое сожгли в камине наверху. Дэмис постарался как следует замести свои следы.
Но один клочок бумаги он все же проглядел. Его затолкали между скользящей дверью и рамой, очевидно, для того, чтобы дверь не дребезжала. Это была довольно толстая желтоватая бумага, сложенная в небольшой квадратик. Когда я расправил его, я узнал конверт, в котором пассажирам дают билеты на самолеты.
Это был конверт Мексиканской авиакомпании, на одной из его сторон были напечатаны правила для пассажиров. На другой указывалось, что мистер Кв. Р. Симпсон должен вылететь из аэропорта Гвадалахары в 8.40 утра 10-го июля и прибыть в международный аэропорт Лос-Анджелеса в 13.30 дня.
Я еще покрутился в спальне, но не нашел ничего, кроме толстого слоя пыли под кроватью, и пошел наверх. Картина снова привлекла мое внимание. Каждый раз она производила на меня новое впечатление. Тут я осознал (или мне показалось, что я осознал), что она производит сильное впечатление и кажется уродливой, словно сгусток темных сил, а присущая ей темнота является тьмой смерти.
Я было хотел забрать ее с собой и показать какому-нибудь специалисту. Если Дэмис — известный художник, манеру его письма узнают. Но я не смог этого сделать, краски еще не просохли.
Я вышел к машине за фотоаппаратом. Возле нее стоял полосатый катафалк. Небо прояснилось, несколько любителей загара лежало на песке, уподобясь трупам после катастрофы. За линией прилива шестеро поклонников серфинга замерли в нетерпеливом ожидании со своими досками, чтобы не упустить момент и попасть на гребень волны.
Огромная волна приближалась к ним. Пятеро спортсменов заскользили по ней, как статуи на движущемся голубом холме. Шестой, вернее сказать, шестая оказалась менее искусной. Волна обрушилась на нее. Она потеряла доску и поплыла за ней. Вместо того чтобы остаться в воде, девушка вытащила доску на пляж и бросила на песке, сама же взобралась на скалистый берег, где находилась стоянка машин. У девушки были грудь и бедра молодой амазонки, но она дрожала от холода и готова была разрыдаться.
Читать дальше