Ричард Старк - Жертвенный лицедей

Она уставилась на Данамато горящими глазами и произнесла ледяным тоном:

— Я хочу сделать заявление.

— Прекрасно, — сказал Данамато. — Валяйте, делайте.

— Если вы по недоразумению оставите кого-нибудь из нас в живых, — заговорила она, — я уверяю вас, мы приложим все усилия к тому, чтобы ваше поведение не сошло вам с рук. Вы набросились на моего брата, оскорбили действием. У него вся шея в синяках. Один из ваших головорезов ударил меня. Нас насильно держат здесь, хотя я неоднократно повторяла, что надо поручить кому-нибудь отвезти моего брата и меня в Сан-Хуан.

— Разве вы сами не водите машину? — спросил Грофилд.

Она пропустила его вопрос мимо ушей, сосредоточив внимание на Данамато.

— Я требую, — сказала она, — чтобы нас немедленно отпустили. Мы, разумеется, сожалеем о смерти миссис Данамато, но вы схватили ее убийцу, и у вас нет причин и права задерживать нас дольше. Мы...

Грофилд спросил:

— Сколько вам было лет, когда ваш брат впервые показал вам его?

Ее голова резко повернулась, глаза уставились на Грофилда, лицо стало красным как свекла.

— Я... — Она покачала головой, поднесла было руку к лицу, но тут же ее опустила. — Я не имею представления, о чем вы говорите, — сказала она.

— Вы покраснели, мадемуазель, — заметил Грофилд. Теперь ока коснулась лица и, очевидно, обнаружила, что оно горит огнем, потому что сразу же отдернула пальцы. В отчаянии она снова перевела взгляд на Данамато и дрожащим голосом сказала: — Мы настаиваем на том, чтобы нас отвезли...

— Стало быть, вы испытываете страстное влечение к собственному брату, — спокойно сказал Грофилд. — Ничего необычного в этом нет, такое бывает сплошь и рядом. Разумеется, вы не хотите, чтобы желание завладело вами на всю жизнь.

— Нельзя требовать, — заявила оно Данамато, — чтобы я сидела тут и слушала... слышала... мне не следует выслушивать...

— Психологически, — продолжал Грофилд, — это легко понять. Отчасти тут замешан материнский инстинкт, иногда роли жены и матери в семье сливаются. Вы всегда были ему маленькой мамой, хоть он и старше вас пятью годами. А отчасти это самозащита, когда избегаешь этих отношений, приклеившись к брату. Есть еще...

— Я не намерена... — Она вскочила, щеки и глаза у нее пылали.

— Сядьте, леди, — сказал Данамато. — Сядьте, а то мне придется просить Фрэнка усадить вас.

Она резко повернулась к Фрэнку и быстро села.

— Как я уже говорил, — продолжал Грофилд, — есть еще и страх девственницы перед мужчиной. А если в Карибском бассейне, золотко, и оставалась еще девственница, так это вы. — Пожалуйста, — взмолилась она, по-прежнему обращаясь к Данамато и потянувшись к нему через стол. Всем своим обликом она выражала горечь, голос ее срывался. — Пожалуйста, не позволяйте ему так себя вести. С какой стати ему это делать? Какой прок кому бы то ни было от этих его разговоров?

Данамато повернулся к Грофилду.

— Ну? Что все это значит?

— Вы только посмотрите на нее, — сказал Грофилд. — Сравните ее со своей женой. Ваша жена при жизни была по-настоящему живым человеком, кровь с молоком. Она могла раздражать меня, она могла быть самодуркой, но она была полна жизненной силы. А посмотрите на эту. В ее жилах не хватит крови даже на анализ.

Патриция Челм судорожно затрясла головой, открывая и закрывая рот, но ничего не говоря.

Данамато задумчиво разглядывал ее.

— Хорошо, — сказал он. — Я не стану с вами спорить, но к чему все эти ваши речи?

— А к тому, что девица принесла себя в жертву брату. На самом деле эта жертва была трусливым уходом от жизни, но онато предпочитает считать ее самоотречением. Преподнесла себя братцу в подарок. А он что вытворяет? Идет и подцепляет Марджори Мейн.

— Марджори Мейн? Белл не была похожа...

— Я знаю. Это просто для красного словца. С одной стороны — мясо с картошкой, с другой — выдохшееся пиво. Как, повашему, должна была чувствовать себя эта девица, когда познакомилась с будущей невестой брата? Старше на пятнадцать лет, шумная, крикливая, грубая, вахлачка, разведенная, по сути дела, еще даже и не разведенная.

— Хммм, — протянул Данамато.

— Белл очень мне понравилась, — сказала Патриция Челм, но ее заявлению недоставало пыла.

— Да уж конечно, — ответил Грофилд.

— Только дурак, — сказала она, — подумал бы, что я могла сделать такую вещь, как... Я не могу даже об этом говорить.

— Зато я могу, — продолжал Грофилд. — Вы терпели это, сколько могли, с каждым днем ненавидя Белл все больше и больше. Вчера за обедом, когда я нацелил на нее пистолет, я заметил выражение вашего лица. Вы хотели, чтобы я выстрелил. — Это ложь!