Ричард Старк - Ограбление «Зеленого Орла»

— А сейчас нельзя? Кажется, я уже лучше разобралась в себе, и мне хотелось бы поговорить об этом.

— Сейчас у нас уже нет времени, — сказал он, и в его голосе не было обычной теплоты. — Отложим разговор до среды.

Она почувствовала себя виноватой и перед доктором. По непонятной причине она не рассказала ему о плане операции, заставила его подумать, что не доверяет ему, тем самым создала трещину в их отношениях тогда, когда больше всего нуждалась в его помощи.

— В среду я расскажу вам все, — пообещала она.

— Ваша воля, — ответил он.

Норман Берридж окинул взглядом покойника и остался доволен. Может, на щеках больше румянца, чем нужно, особенно для шестидесятитрехлетнего человека, но родственники обычно не обращают внимания на такие мелочи. На губе не заметно жуткого шва, но вообще-то, конечно, они обошлись без особых косметических ухищрений. Впрочем, с таким помощником и это хорошо!

А, все хорошо, не о чем беспокоиться! Вполне приемлемо. Нет, на самом деле хорошо! Он сказал это помощнику, молодому пуэрториканцу, который с гордым видом стоял возле покойника. Пуэрториканцы были почти единственными, кто в наш изнеженный век соглашался работать здесь за мизерное ученическое жалованье. Тот принял похвалу, радостно замахал руками, и щеки его зарделись, как у трупа, над которым он трудился.

Раздался телефонный звонок. Норман Берридж подошел к настенному телефону в дальнем углу комнаты, взял трубку и услышал голос своего секретаря:

— Здесь один человек хочет вас видеть, мистер Берридж. Его зовут Линч, говорит, что насчет ренты.

Берридж поморщился. Имя было ему знакомо, и он знал, что это за рента. Линч был одним из тех, кто время от времени приходил к нему с просьбой профинансировать какое-нибудь из его делишек. Вложить с пользой деньги всегда приятно. Конечно, риск есть, но зато стопроцентная прибыль и никакого участия в самом деле, если не считать финансового. Однако люди, обращавшиеся к нему за инвестициями, были ему отвратительны, и Линч, пожалуй, больше прочих. Холодный, сдержанный, немногословный и стремительный, как пантера; Берриджу казалось, что тот смотрит на него сверху вниз, презирая его за дряблое тело, нервозность и отсутствие логического мышления. Сам же Линч был чист, холоден и пуст, как только что изготовленный гроб.

Конечно, Линч было его не настоящее имя. Как-то он пришел с еще одним человеком, и тот называл его то ли Портером, то ли Уолкером, то ли Арчером... Точно он не запомнил.

Наплевать! Главное не имя, а та выгода, которую он получал от сделки с ним.

— Я сейчас поднимусь, — сказал Берридж по телефону, повесил трубку и вернулся к помощнику, который снова принялся за щеки покойника: очевидно, и сам заметил, что они излишне румяны для того, кто не был завсегдатаем «Мулен Руж». — Очень хорошо, — заметил Берридж. — Очень хорошо.

Отвернувшись от расплывшегося в улыбке ассистента, он пошел к лифту, небольшая кабина которого едва вмещала двух человек. Нажав кнопку главного этажа, Берридж подумал, сколько же раз он давал себе слово опускаться и подниматься пешком. Все, что ему нужно, — это физические упражнения, тогда он быстро восстановит форму, станет похож на себя, каким был в двадцать лет. Ничего больше не нужно -только физические упражнения да небольшие ограничения в еде.

Но Линч не должен видеть его запыхавшимся. А больше он не будет пользоваться лифтом и начнет жить по-другому. Просто с Линчем он будет чувствовать себя увереннее, если его дыхание будет нормальным. Значит, он поступил правильно, поднявшись на лифте.

Когда Берридж вошел в кабинет. Линч стоял у окна и равнодушно смотрел на расположенный позади дома английский сад, за которым любовно ухаживала миссис Берридж. Линч никогда не садился во время своих нечастых визитов, всегда стоял как столб.

На этот раз, решил Берридж, он тоже будет стоять, хоть этим скомпенсирует лифт.

— Линч! — воскликнул он с деланной радостью. — Давненько же мы не виделись!

Фальшивая приветливость и елейный тон, которые он приобрел, обращаясь с родственниками покойников, вошли уже в привычку, выручавшую его во многих других ситуациях, в том числе и в этой. Ни голос, ни лицо не отражали явного раздвоения чувств, которое в нем вызывал Линч, представлявший, с одной стороны, источник обогащения, а с другой — внутреннего дискомфорта.

Линч, повернувшись к нему, кивнул и сказал:

— Мне нужно три тысячи.

Линч не терпел пустых разговоров. Он был стремителен и неудержим, как спортивный автомобиль или боевой самолет.