Не найдя подходящего слова, госпожа Мегрэ заплакала и пошла в спальню переодеваться.
ГЛАВА 2. ЗАБОТЫ ВЕЛИКОГО ТЮРЕННА [2] Анри де Ла Тур д’Овернь виконт де Тюренн — полководец времен Людовика XIII и Людовика XIV, с 1643 г. — маршал Франции. (Примеч. пер.)
У Мегрэ выработалась особая манера подниматься на третий этаж дома на набережной Орфевр. В самом начале лестницы, куда еще проникает дневной свет с улицы, комиссар сохранял безразличное выражение лица. Потом, по мере того как старое мрачное здание засасывало его в свое нутро все глубже и глубже, безразличие сменялось озабоченностью, словно служебные неприятности тем больше волновали комиссара, чем ближе он подходил к двери своего кабинета.
Миновав дежурного, Мегрэ обычно обретал начальственный вид. А в последнее время у него появилась привычка, прежде чем пройти в свой кабинет, заходить в комнату инспекторов, а потом, все еще не снимая пальто и шляпу, — к Великому Тюренну.
Это была новая шуточка на набережной Орфевр. Ее породил тот размах, который приобрело дело Стевельса. Старший инспектор Люка, в чьи обязанности входило добывать, сопоставлять и обобщать факты, был буквально завален работой, поскольку помимо всего прочего еще и отвечал на телефонные звонки, сортировал поступавшую в связи с делом Стевельса почту и вообще принимал всю новую информацию. Естественно, что работать в общей комнате, где постоянно толклось много народа, Люка было неудобно, отчего он и перебрался в смежную комнатушку, на двери которой некий остроумец немедленно начертал: «Великий Тюренн».
Едва кто-либо из инспекторов заканчивал свои дела или возвращался с задания, как один из коллег спрашивал:
— Ты свободен?
— Да.
— Тогда зайди к Великому Тюренну. У него наверняка есть для тебя работенка.
И действительно, коротышке Люка постоянно недоставало людей для всевозможных проверок, так что во всем отделе не осталось, наверное, никого, кто хотя бы единожды не побывал на улице Тюренна, где помещалась переплетная мастерская Стевельса. По сей причине все сотрудники отдела уже знали о существовании трех кафе, расположенных рядом с домом переплетчика. Прежде всего, это было кафе ресторанного типа на углу улицы Фран-Буржуа, затем — кафе «Великий Тюренн» в доме напротив и, наконец, немного подальше, перед самой площадью Вогезов — кафе «Табак Вогезов», которое превратили в свою штаб-квартиру газетные репортеры, освещавшие дело Стевельса. Что касается сыщиков, то те пропускали свой стаканчик-другой в «Великом Тюренне», откуда удобно было наблюдать за мастерской фламандца. Таким образом, кафе «Великий Тюренн» выступало в качестве штаб-квартиры сыщиков, а кабинетик Люка был лишь своеобразным ее филиалом.
Наиболее же парадоксальным было то, что добряк Люка, загруженный по горло сортировкой поступающих к нему сведений, один из всех не побывал на улице Тюренна (если не считать, конечно, того первого его визита к переплетчику). И тем не менее именно Люка лучше всех разбирался в топографии места преступления. Он помнил, например, что по соседству с кафе «Великий Тюренн» имеется винный магазинчик «Погреба Бургундии», а стоило Люка заглянуть в одну из его многочисленных карточек, как он тут же мог сообщить, какие ответы давали на вопросы каждого из тех, кто с ними беседовал, супруги-хозяева этого магазинчика.
Правда, супруги как раз ничего не знали и ничего не видели, ибо по субботам обычно отправлялись в долину Шеврез, где проводили на своем дачном участке все уикэнды.
К «Погребам Бургундии» примыкала сапожная мастерская господина Буске. В отличие от соседей ее владелец был весьма говорлив, но имел при этом существенный недостаток — каждому он рассказывал разное. Содержание его сообщений зависело от времени суток, когда задавались вопросы, а также от количества вина, выпитого им в одном из трех близлежащих кафе.
В соседнем доме находился писчебумажный магазин «Фрер», занимавшийся мелкой оптовой торговлей, а во дворе этого дома — небольшая картонажная фабричка.
Над мастерской Франса Стевельса, на втором этаже старого особняка, помещалась фирма «Сасс и Лапинский», занимавшаяся штамповкой ювелирных изделий. Тут трудились двадцать работниц и четверо или пятеро рабочих-мужчин. Фамилии последних были абсолютно непроизно-симы.
Всех в округе допросили, причем некоторых — раз по пять, и всякий раз другие инспекторы. А уж вопросам журналистов, казалось, конца не будет.
Читать дальше