Николай Леонов - Трактир на Пятницкой. Агония

— Звони! — оттолкнув Дашу, раздраженно ответил Корней, но тут же спохватился и выскочил в коридор. — Куда? Откуда у тебя друзья с телефонами? — он держал в руке пистолет.

Хан уже назвал номер, покосился на пистолет и, прикрыв трубку ладонью, сказал:

— Не бренчи нервами, одной мадаме скажу… — Видно, ему ответили, так как Хан сказал в аппарат: — Люси? А тебе может звонить и другой? — он подмигнул Корнею. — Я задержусь в «Астории», ночевать не приду…

Корней вырвал у Хана трубку, прижал к уху и услышал женский голос:

— Жоржик, ты обещал…

Хан сжал Корнею кисть руки, державшую пистолет, забрал оружие и, оставив Корнея у телефона, вернулся в комнату.

— Что за девка? Зачем звонил? — преследуя его по пятам, спросил Корней.

Хан подбросил на ладони пистолет, опустил в карман, взглянул на Корнея с интересом. Вдруг лицо молодого человека потеряло окаменелость, он улыбнулся, показав великолепные зубы. Даша вспомнила, что раньше, до убийства Сынка, улыбавшийся Хан нравился ей, и даже очень.

— Ас ней, — Корней кивнул на Дашу, — как поступим? С собой брать глупо, оставлять еще глупее.

— Обычно, дедовским способом, — в руке Хана сверкнул нож.

Даша метнулась к окну, пытаясь открыть.

— Брось, Паненка, шутим, — Корней подмигнул Хану, обводя взглядом комнату, мол, не здесь же кончать девчонку, шуму много. — Будем уходить, тебя с собой заберем, а из Москвы выедем — шагай на все стороны.

Даша понимала, лжет Корней, живой не отпустит, но и сейчас, здесь кончить не разрешит. Она открыла окно, села на подоконник, глянула с третьего этажа на булыжную мостовую и сказала:

— На шаг подойдешь, выпрыгну.

— Не стоит, Даша, — Хан поигрывал ножом, улыбался, и глаза у него были ласковые и усталые. — Все кончилось, а может, просто перерыв.

Хан, продолжая смотреть на Дашу, схватил Корнея за плечо, дернул к себе и ударил ножом в грудь. Даша прикусила ладонь, смотрела, онемев. Корней издал нечленораздельный звук, качнулся, но Хан держал его крепко за плечи, рукоятка ножа торчала из груди Корнея, по пиджаку и манишке текла кровь, лицо стало бледнее обычного, по щеке прокатилась слеза.

— Страшно? — Хан выдернув нож, вытер о пиджак жертвы, но с лезвия еще капала кровь. Хан ударил Корнея по лицу, сказал: — Открой глаза, сука. Тебя спрашиваю: страшно?

Корней приоткрыл глаза, увидел нож, свою грудь в крови, зажмурился. Хан вновь залепил ему пощечину.

— Умрет от страха, сука, так я за него, как за человека, отвечу. Обидно? — он продолжал держать перед лицом Корнея кровавый нож, подмигнул Даше. — Ишь как переживает! Жизнь-то, оказывается, не так дешева?

Корней открыл глаза, вцепился взглядом, пытаясь сориентироваться в обстановке. С ножом и кровью какой-то камуфляж, он не ранен… Что же это значит?

— Лизни, Корней, — Хан сунул ему нож в лицо. — Ударю, — и Корней покорно лизнул лезвие. — Соленая? — полюбопытствовал Хан. — Не краска, кровь настоящая, только что не человеческая…

— Сынок! Колька Сынок! — неожиданно закричала Даша.

— Какой еще Сынок! — защелкивая на Корнее наручники, рассмеялся Хан. — Николай? В цирке, наверное, где же еще? — он толкнул так и не пришедшего в себя Корнея в грудь, и тот упал в кресло. — Давно приметил, — вытирая руки платком, философски изрек Хан, — у трагедии часто комический конец, — он, сотрудник уголовного розыска Степан Сурмин, не знал, что Константин Николаевич Воронцов умер. — Возьми на память, Даша, — Хан протянул девушке нож, лезвие которого легко утапливалось в рукоятке, выпуская из нее кровь.

— Корней, как же ты голос жены собственной по телефону не узнал? — накопленное за последние дни напряжение прорвалось у Сурмина безудержным весельем. — Это же я Анне звонил, она подтвердила, что ты Дмитрия Степановича, сука, убил. Ты в ресторации сказал — я не верю, думаю, рисуешься. Даша тут подтвердила, а я сомневаюсь. Думаю, возьму тебя, а ты снова чистенький перед законом. Я и позвонил, как было оговорено, ты первую фразу Анны не слышал: «Твоего друга митрополит ждет». Ты сам-то, Корней, не забыл, что на вашем обезьяньем языке митрополитом председателя суда зовут? — веселился Хан.

В прихожей раздались шум, голоса и визгливый возглас хозяина квартиры:

— Я и шел вас предупредить, Иван Иванович. Позвонить-то нельзя, слышно в комнате. Осторожнее!

Мелентьев быстро вошел в комнату, окинул всех цепким взглядом, кивнул Сурмину, будто виделись недавно, подошел к Даше, обнял за плечи, прижал к себе и вздохнул.