Артемий Люгер - Быть киллером

— Сегодня в России нет государственного антисемитизма, — сказал он мне как-то, — но боюсь, что снова появится, уж больно сильна традиция. Эйнштейн вообще считал, что антисемитизм — тень нашего народа. А от тени — сам понимаешь…

— Значит, и в Америке он есть, — возразил я, — так стоит ли менять?…

— В Америке он, конечно, тоже есть, — согласился Сеня. И после паузы спросил:

— Ты знаешь, сколько русских слов вошло в английский язык?

— Не знаю, — признался я.

— Три, — сказал Сеня, — «спутник», «перестройка» и «погром». Такое вот русское слово.

— Ну ты вспомнил, — сказал я. — Это когда было… Сейчас другое время.

— Время всегда другое, — сказал Сеня. — Евреи в Германии тоже думали, что время другое И вылетели через трубу. В Освенциме. Я хоть по образованию и математик, но книжек по русской истории прочитал тьму. И философов русских тоже. В семнадцатом году большевики истребляли богатых и через некоторое время сами стали богатыми. Не все, конечно. Только верхушка. Сейчас их скинули. Да и то — скинули ли? Теперь новые богачи, этих побольше, всяким там ушлым дали урвать… А у народа опять шиш. Когда эти, новые, всё разворуют, русский человек опять начнёт искать виноватых. А кто всегда виноват? — Америка да евреи. Евреи тут, под боком, а Америка далеко. Вот я и хочу быть не под боком. А там…

Не очень он меня убедил, но я решил, хочет человек уехать, пусть уезжает, может, и впрямь будет ему там лучше. Я бы тоже, может быть, куда-нибудь свалил бы. Деньги есть, купил бы домик где-нибудь у моря или речки какой… Цветы возле дома. Жена, дети, всё, как у людей. Дашка любовница потрясающая, может, и женой бы была не хуже. Обслуживал я себя сам: стирал в стиральной машине, ел в ресторанах. Какова Дашка как хозяйка не знал, но — научилась бы, не больно хитрое дело. Мысли такие у меня время от времени возникали, но обычно воли я им не давал, и почти сразу прихлопывал. Какой отъезд при моей «работе»? Кто мне его позволит? И жена, дети — всё это, элементарное для всех людей, не для таких, как я. Помечтать — и то чуть-чуть — ещё ладно, а серьёзно — не о чем говорить.

В салоне я в основном сачковал, но что начальство смотрело сквозь пальцы, но временами случалась основная «работа». Причём, география её расширялась. В этот раз на юг. В Новгородской губернии намечались выборы губернатора, и как сказал после моего возвращения Вадим Сергеевич, «мы внесли некоторые коррективы в список кандидатов». Родина Российской демократии. Иван Грозный не додушил, и на нашу долю осталось. Мать её…».

Через пару дней, вернувшись от Вадьки, где мы опять повеселились вчетвером, я ещё три часика поспал, принял сотку, закинул грязное бельё в стиральную машину, сходил перекусить, два часа, как прилежный ученик, подолбил английский, и уже ближе к вечеру с бутылкой Будвайзера устроился перед телевизором. Включил семичасовые новости… и бутылка чуть не выпала у меня из рук.

— Вчера ночью, — сказал ведущий «Сегодня», — в Праге в номере гостиницы был застрелен российский бизнесмен Вадим Сергеевич Стороженко, по некоторым сведениям из независимых источников, бывший генерал КГБ. Чешская полиция начала расследование. Сегодня ещё нельзя сказать, с чем связано убийство, с деловыми интересами покойного или его служебным прошлым.

Новость следовало переварить. Но как ни переваривай, ясно одно: у меня произошла очередная смена начальства. Уже во второй раз, хотя на этот — без моего участия. И то, что я перейду под руку нового шефа, а не получу отставку, было мне ясно. Следовало позвонить Вадьке. Раз за разом я набирал номер, телефон был прочно занят.

Я позвонил Дашке:

— Слушала?

— Слышала.

— У Вадьки всё время занято. Поедешь со мной?

— Поезжай один, Андрюша, у меня что-то голова… Ну, там, скажешь от меня тоже.

Через полчаса я был в квартире Вадима Сергеевича. Вадька сидел за столом, где стояла на треть пустая бутылка «Абсолюта» и какая-то закусь. Трубка с телефона была снята.

— Я думал, тебе звонят, — сказал я.

— Да уж звонили. Сто раз, наверное. Соболезнуют, ссуки. Сами, небось, и завалили, волчары.

«А что, — подумал я, — очень может быть. Вадим Сергеевич и сам был волчара хороший, вспомнить хотя бы Виктора Семёновича».

— Помянем, — сказал Вадька, и мы, не чокаясь, выпили по полному стакану.

— Как ты теперь? — Сказал я, — За Вадим Сергеевичем ты был как за каменной стеной.

— В этом смысле всё путём, — сказал Вадька, — отец позаботился. Есть счёт на моё имя, о котором никто не знает, там мне до старости хватит. Можно ещё и квартиру продать, на что мне одному пятикомнатная. Куплю двушку или трёшку, на разницу можно лет пять прожить не хило.