Леонид Влодавец: Мародеры

И тоже, очень логично все выстраивалось, за исключением одного: если белые были кругом правы, если большая часть народа большевиков ненавидела, то почему же белые все-таки проиграли гражданскую войну?»

И хотя Никите в принципе была до фени вся эта древняя история, которую уже нельзя было изменить, судьба какого-то отдельного человека, угодившего в такую заваруху, где русские сражаются с русскими, его очень заинтересовала.

Прежде всего потому, что ему вот-вот предстояло идти в армию. Никита был мальчик развитый и хорошо представлял себе, что тоже может угодить на гражданскую войну. Незадолго до обнаружения дневника он видел по телевизору схватку демонстрантов с ОМОНом на Ленинском проспекте. Потом не спал ночь и думал, что да как… До этого он как-то не думал, что могут быть люди, которым социализм и коммунизм еще не надоели. Он был убежден, что все вокруг при Советской власти только лгали и притворялись, а потом с легким сердцем все это бросили и стали жить свободно. Оказалось, нет. Очень многие верили, и фанатично притом.

Никита уже тогда подумал, что нынче красные оказались в том же положении, что и белые в 1917 году. То есть решились до конца отстаивать свой старый, привычный строй, многие годы казавшийся вполне справедливым, правильным и даже лучшим в мире. Соответственно, если он поймет психологию белых в гражданской войне, то поймет и психологию нынешних красных. А если уж приведет его судьба на новую гражданскую войну, то он будет знать, как себя вести и на какой стороне сражаться…

Никита выдернул булавку, отцепил тетрадку от дела и спрятал под рубаху. А потом спокойно прошел мимо постового милиционера, дежурившего на выходе из архива.

Сначала он думал, что берет дневник ненадолго, просто посмотреть.

Однако… Уж очень занятным оказалось содержание дневника. Никита перечитывал его раз за разом, иной раз наизусть запоминая отдельные фразы.

Так Никита и ушел в армию, припрятав дневник в книжном шкафу. Конечно, какое-то время беспокоился, вдруг мать найдет? Но потом все эти беспокойства оказались отодвинутыми на задний план, потому что сержант Ветров попал на войну. Правда, не на гражданскую классовую, а на чеченскую, межнациональную…

Никита шел быстрым, широким шагом, всматриваясь в неясный силуэт домишки, слабо освещенного фонарем, качающимся на тросах посреди улицы.

Но зря он торопился. На двери дома 56 висел большой-пребольшой амбарный замок, тем самым говоря о том, что хозяина дома нет. Более того, его наличие тут в шесть утра как бы намекало на то, что Ермолаев тут и не ночевал.

Вообще-то Никита старику посылал письмо, где сообщал о том, что намерен приехать. И тот ответил, что готов принять его в ближайшие выходные. Стало быть, сегодня, в субботу, дед должен был быть дома…

Первой мыслью было постучаться в соседний домишко. Наверняка там знают, что и как — ведь разделяет их всего-навсего тонкий и невысокий заборчик.

Но все же стучаться в дом ь 58 в шесть часов утра Никита не решился.

«Подожду часика два, рассветет… — подумал он. — Тогда и схожу еще разок узнаю, куда Василий Михайлович подевался».

Вздохнув, он повернул обратно, и вскоре ноги сами по себе принесли его обратно к пятиэтажке, а затем подняли на четвертый этаж. Но позвонить в дверь он тоже застеснялся.

Поразмыслив, Никита поднялся выше, миновал пятый этаж и очутился на полутемной чердачной площадке. Дальше была только узкая стальная лесенка, упиравшаяся в дверь, ведущую на чердак.

Никита подложил на ступеньку лестницы свой тощий рюкзачок, чтоб металл не холодил, уселся. Достал сигареты, закурил. Хотел даже вздремнуть. Но что-то мешало, беспокоило, хотя в прошлом Никите приходилось успешно засыпать в условиях намного менее комфортных.

С каждой секундой нарастало ощущение опасности, некой настоящей угрозы. И хотя Никита пытался убедить себя, что здесь, на чердачной лестнице, в невоюющем городе, ему нечего бояться, это ощущение не проходило. Оно собирало нервы в комок и заставляло готовиться к самозащите. Так, как это было там, на войне…

Ему повезло. В пекло он попал, уже отслужив больше года, начав службу в самое ошеломляющее время — через несколько дней после штурма «Белого дома».

Никита к началу октября 1993-го уже уволился с работы и болтался без дела, пропивая помаленьку выходное пособие. Нет, он, конечно, не таскался по чердакам и подворотням со шпаной. У него не было таких опасных знакомств. Его друзьями были хорошие мальчики и девочки, из интеллигентных и демократически настроенных семей, которые очень сочувствовали тому, что ему не удалось откосить от армии.