Сергей Белошников: Ловкач и Хиппоза

Да и компания тут собралась, что называется, не моего круга. Потому что я не очень люблю все эти взрослые вечеринки – меня по подобного рода мероприятиям уже в свое время – и за бугром, и здесь, в России, затаскали папуля и мамуля. На такие вечеринки надо ходить, если хочешь познакомиться с какими-то нужными людьми, либо в поисках выгодного женишка. А ни то, ни другое меня в настоящий момент не интересует. К тому же не надо забывать, что за границей я успела побывать на настоящих, неподдельных великосветских тусовках. И потому все эти русские и не очень толстомясые мужики, неумело пыжащиеся соблюсти правила хорошего тона, и их поблядушки, которых только вчера научили есть рыбу специальным ножом, производили на меня тягостное впечатление. Блевать мне хотелось, на них, на уродов, глядючи.

Некоторые из мелькавших в толпе лиц мне все же были знакомы: видела у нас дома с папулей и мамулей, или в других компаниях, на бесконечных московских вечеринках. Например, вот этого седого хитрована, известного на Москве политического деятеля, поборника экономических свобод. Или вон того лысоватого мужика в очках, окруженного хихикающими длинноногими барышнями – модный писатель, своего рода пророк и летописец безвременно канувшей в лету перестройки. Он меня засек, явно удивился, но тем не менее отвесил вежливый поклон. Я небрежно кивнула ему в ответ. Церемониться с ним было нечего. Как-то у нас дома он надрался до положения риз и попытался в полутемном уголке поприхватывать меня тишком от моих родителей. Недолго думая, я вылила воду из вазы вместе с цветами на его лысый череп. Вышел небольшой скандалезиус.

Я еще поозиралась по сторонам. Ну, и остальные знакомые мужики на этой вечеринке годились мне разве что в папики. Да и рожи их, тупые хари приодевшихся от покойного Версачче продавцов из коммерческих палаток не прибавили мне хорошего настроения. А может быть, я просто изначально настроилась на другую компанию и теперь бесилась, что не по-моему вышло. Ладно.

Минут через тридцать после нашего прихода мне окончательно надоело знакомиться со всеми этими великосветскими педрилами и заученно улыбаться, поддерживая обмен ничего не значащими репликами. Тем более что к этому моменту я уже отделалась от Катерины и Владика. Сказала, что хочу немного осмотреться в доме и потихоньку от них слиняла. В одиночестве послонялась среди гостей по бесчисленным комнатам, накачиваясь на дармовщину полусухим (моим любимым) шампанским.

В очередной комнате я цапнула с подноса у проходившего мимо официанта очередной (уже третий) бокал с замечательным французским напитком и по-тихому смылась. Я шмыгнула через открытую стеклянную дверь на широкую террасу, выходившую назад, к недалекому лесу. Легкий прохладный ветерок доносил с поля душистый запах сена. Дождь кончился, но кажется, только на время – со стороны Москвы наползали новые мрачные тучи. Я отпила добрый глоток и поставила бокал на широкие перила балюстрады, едва не промахнувшись. Кажется, я уже основательно накачалась – шампанское вещь коварная. Достала из пачки сигарету и только полезла в сумочку за зажигалкой, как перед моим носом материализовалась другая – дорогая, с затейливой монограммой, золотой "данхилл".

Я подняла глаза.

Передо мной стояла голубая мечта всех восторженных провинциальных барышень, проживающих на просторах нашей необъятной Родины от Калининграда до Анадыря.

Мечта была темноволосая, ярко выраженного мужского пола, в смокинге, белоснежной накрахмаленной рубашке с галстуком-бабочкой и под метр девяносто ростом. На глаз мечте было лет тридцать пять – сорок. На дочерна загорелом лице выделялись прямо-таки неестественно ярко-синие глаза и ослепительная белозубая улыбка. Лицо у мечты было до невероятности мужественное: ну просто какой-то флибустьер, путешественник, а может быть, даже шпион. Международный авантюрист, одним словом. Он был из породы тех, кого американцы называют "tough guy" – "жесткий парень". Не в смысле жестокости, а в смысле настоящего мужчины, слава Богу, уже перешедшего за тридцатник; крутого мужчины, за которым сразу хочется спрятаться, как за каменной стеной. Ничего в нем не было паточного, сладкого – настоящий, всамделишный мужик. Я и не думала, что у нас в стране еще таких делают. Глядя на таких представителей сильного пола, сразу представляешь себе забойную сцену из какого-нибудь роскошного американского фильма: бунгало на берегу острова Мартиника, он тебя прижимает к себе крепкими руками, ты чувствуешь исходящий от него запах дальних стран, английского одеколона, седельной кожи и замираешь сладостно у него в объятиях, готовая отдаться прямо на глазах у завидующей пляжной публики – стареньких тонконогих миллионеров и их сисястых глупоглазых наложниц.